Вокруг света 1971-11, страница 78

Около часа ночи в среду, 14 июля, после того как гондола несколько раз подряд ударилась о лед, я выбрался на палубу.

— Доброе утро, — приветствовал меня Андре. — Очень жаль, если наш ход потревожил твой сон.

Вокруг шара летала одинокая птица. Она приблизилась, и мы убедились, что это голубь. Вероятно, один из четырех почтовых голубей, которых мы выпустили почти двенадцать часов назад.

Наконец он сел на строповое кольцо. Стриндберг попытался его поймать, но голубь взлетел и снова беспорядочно заметался в воздухе около аэростата.

— На что ты надеешься? — спросил я.

Андре пожал плечами.

— А ты?

— На то, что наш пеший переход по льду начнется, возможно, ближе к Земле Франца-Иосифа или к Шпицбергену.

— Ты боишься.

Я подумал.

— Нет, по-моему, не боюсь. Просто я теперь уверен, что наша затея безнадежна.

— Черт с ним, — сказал Андре и велел нам сбрасывать балласт, чтобы «Орел» поднялся и гайдропы еще раз могли повернуть парус на место.

С половины второго мы шли прямо на восток.

Около трех ветер несколько сместился к югу, и наш курс изменился на ост-норд-ост.

Отяжелевший от влаги и льда аэростат терял высоту, и снова гондола запрыгала по льдинам, как мяч.

Стриндберга опять укачало, у него началась рвота с сильным кашлем.

В начале шестого тучи развеялись, открылось синее небо, солнце с востока дохнуло на нас теплом.

«Орел» медленно пошел вверх.

Андре вопросительно посмотрел на меня.

— Решай сам, — ответил я.

Андре надолго призадумался. Потом осторожно открыл клапаны и снова закрыл их, как только балластные тросы коснулись льда. После этого он спустил на лед якорь, и наш полет прекратился. Это было в половине седьмого утра, 14 июля.

Мы находились на 82°56' северной широты и 20° восточной долготы ¹.

Тебе надо решать, — сказал я Андре. — Либо мы отваливаем и идем дальше, либо садимся.

— Я не единственный член экипажа «Орла». — Он повернулся к Стриндбергу. — Твое мнение?

— Ветер дует в основном на северо-восток, — ответил тот, нерешительно улыбаясь. — Не очень-то похоже, чтобы нам удалось подойти близко к полюсу. Разве что ветер вдруг усилится и сместится к югу. Мне это кажется маловероятным. Можно также допустить, что он вдруг подует на юг или юго-запад и в несколько часов принесет нас в Россию. Но это тоже маловероятно. Если продолжать идти нынешним курсом, нас понесет над Ледовитым океаном к Новосибирским островам. Ветер слабый, мы пойдем медленно. А сброшено уже очень много балласта. Вряд ли нам удастся достичь Сибири или островов к северу от нее.

— Ты считаешь, что мы должны сесть? — спросил Андре. Губы его распухли, потрескались, во рту пересохло.

Я достал из гондолы бутылку «Лучшего Коронного Пива», откупорил и подал ему.

¹ От условного начального меридиана. По Гринвичу — 29° вост. долготы.

Андре повторил свой вопрос.

Стриндберг опять улыбнулся. Его лоб избороздили морщины, брови насупились, щетина на щеках и подбородке казалась пегой. Он поминутно облизывал губы. Глаза припухли и покраснели, на ресницах налипли желтые комочки. Я заметил нервные движения его рук.

— Трудно оценить все «за» и «против», — сказал он наконец. — Не знаю. Но если лететь дальше, то на такой высоте, чтобы мы могли поспать и отдохнуть.

— А что думаешь ты? — Андре обратился ко мне.

— Ты уже знаешь мое мнение.

— Сформулируй его.

— Ты полагал, что «Орел» сможет лететь не меньше тридцати суток на высоте сто пятьдесят—двести метров над льдами, — сказал я. — Наш французский друг Алексис Машурон считал, что мы продержимся в воздухе еще месяц, если переберемся на строповое кольцо и обрубим гондолу и несколько балластных тросов. Однако не прошло и сорока восьми часов после старта, как подъемная сила шара уже уменьшилась настолько, что гондола ударилась о лед.

— Туман, влажность, обледенение, — сказал Стриндберг. — И потеря гайдропов.

— Продолжай, — сказал Андре.

— Приходится признать, что наш полет технически не удался. Продолжать его — значит, скорее всего, уйти еще дальше от островов и материка. Следовательно, надо сесть. Нам придется идти по льду гораздо меньше, чем прошли Нансен и Юхан-сен.

Андре опустил голову на ладони.

— Тебе нужно время на размышление? — спросил я.

Сколько часов всего удалось нам поспать после старта с острова Датского?..

— Все дело _ч в усталости, — произнес Андре.

Он встал и осторожно открыл клапаны. Засипел газ, «Орел» медленно пошел вниз. Андре дал команду тормозить спуск, сбрасывая остатки песка, чтобы посадка была возможно мягче.

Почтовый голубь продолжал летать вокруг аэростата. Вдруг — мы видели это все трое — он сложил крылья, камнем упал вниз и исчез в снегу.

Около восьми часов гондола коснулась «земли».

Мы продолжали стоять на палубе; если бы мы спрыгнули на лед, «Орел» снова поднялся бы вверх на несколько минут.

Гондола повалилась на бок и поползла, вспахивая снег. Мы держались за приборное кольцо и стропы.

Клапаны были маленькие, и только в десять минут девятого «Орел» огромным куполом лег на полярный лед.

Мы покинули гондолу и ступили на льдину, покрытую пятисантиметровым слоем тяжелого, мокрого снега.

— Голова кружится, — сказал Стриндберг. — Такое чувство, будто лед качается на волнах.

Он отыскал в гондоле один из своих фотоаппаратов, укрепил его на штативе и отошел немного на юг, чтобы сделать снимки нашей посадки.

— Хорошая посадка получилась, — сказал Андре. — Мягкая, без единого толчка. А то, что гондола прокатилась немного по льду, это неизбежно.

Потом медленно обошел вокруг шара.

Первым делом надо было ставить палатку; тут я не нуждался в указаниях Андре.

76