Вокруг света 1972-02, страница 17

— Почему же ты не увидел, что под нами сто шестьдесят метров?

— Да, на такой глубине... — согласился Антон.

Командир ткнул пальцем в карту.

— Сюда занесет, бросим якорь. Только слабая надежда. Грунт — плита. Поползет, змей.

Море было пустынно, и берег все приближался.

Младший лейтенант Кипяченов хорошо знал море и все его человеконенавистнические штучки. Якорь полз по гладкой каменистой плите и лишь немного задерживал дрейф. На мелководье волна усилилась, вздыбилась, забесилась, и ровно через сорок минут, как лопнула головка блока цилиндров, катер шарахнуло днищем о грунт. Такого Антон еще не испытывал, и сердце его сжалось. Испугался он, конечно, не за жизнь свою —на двухметровой глубине как-нибудь не утонул бы, — испугался, что погибнет корабль, что не будет выполнено важное, может быть, задание, что плохо придется командиру младшему лейтенанту Кипяченову.

— Боцман, осматривать помещения! — крикнул командир.

— Есть осматривать! — отозвался боцман.

С минуту было спокойно, потом опять шарахнуло, еще и еще раз, потом хрястнуло в последний раз: заскрипело, заскрежетало, застонало — и дрейф прекратился.

— Мичман, — сказал Кипяченов в переговорную ^тРубу, — одень моториста, пошли осмотреть винт... Да, уже сидим. Плотно сидим. Сколько тебе еще вертухаться с головкой? С полчаса? Могила, мичман. Можешь писать на деревню, чтобы готовили к встрече соленую закуску. Охотин тебя демобилизует... Меня? С меня последнюю звездочку снимет. Ну давай, шевелись. Зачем? В надежде на чудо!

Моторист в черном резиновом костюме и в маске понырял вокруг корпуса. Забрался на борт и доложил командиру:

— Сплошная муть, ни беса не видно, все на ощупь.

— Что именно на ощупь? — спросил младший лейтенант.

— На ощупь две лопасти немного погнуты, а перо руля нормально. Сидим всем килем, прочно.

Пришел боцман и доложил, что корпус выдержал и водотечности не наблюдается.

— Очень утешительно, — сказал младший лейтенант Кипяченов. — Не промочим ноги.

А под днищем поскрипывало, и с каждым ударом волны ватерлиния приподнималась.

Явился перемазанный мичман Дулин в комбинезоне, с коричневым лицом, с длинной ссадиной на лбу.

— Так что, значит, за семьдесят три минуты успели! — похвастался мичман. — Попробуем, командир?

Взревел мотор, и бурун запенился за кормой, а МО-32 стоял недвижимо, чуть накренившись на левый борт, носом к серо-коричневому морю. Механик дал самые полные обороты, но от этого только палуба под ногами мельче задрожала.

— Сейчас нас могли бы выручить только колеса, — сказал командир и велел заглушить мотор.

Он взял бинокль, пошарил по морю, потом обратил взор на берег, скучный и пустынный в полумиле от МО-32. Антон тоже пригляделся и заметил на берегу две маленькие фигурки.

— Доложите мне, курсант Охотин, — произнес командир, — какое ваше соображение. Когда потеряна надежда на свои ^илы, на технику и на господа

бога, кто еще может помочь вам выйти из поганого положения?

— Люди, — сказал Антон после некоторого раздумья.

— Мудро и неоспоримо, курсант Охотин! — Командир поднял палец. — Люди, и только люди. Пойди сними свою красивую форму, облачись в ватные брюки и резиновые сапоги, а затем явись непосредственно к шлюпбалке.

Вернувшись на палубу, Антон увидел, что командир разворачивает шлюпбалку. Они спустили на воду четырехвесельный ял и погреблй к берегу.

— Коль скоро по берегу бродят мальчишки, следовательно, поблизости существует обитаемое место, — рассуждал младший лейтенант, загребая. — И живущие там люди, подумав сообща, найдут способ спихнуть нашу злосчастную посудину на глубокое место...

Ял царапнул килем по грунту, еще раз царапнул и наконец уперся. Они сложили весла, вылезли в воду и затащили шлюпку подальше, чтобы ее не унесли волны. На берегу Стояли мальчишки и молча следили за ними. Лейтенант, бурля сапогами, двинулся к суше, и Антон пошел вслед, радуясь, что сапоги высокие и вода в них не попадает. Порой вдруг самые простые вещи вызывали в нем счастливое восхищение человеческой смёкалкой. Например, резиновые сапоги: ведь кто-то догадался! Какое это великолепное изобретение — резиновые сапоги. Идешь по морю, а ноги сухие.

— Здорово, орлы! — приветствовал ребятишек явившийся из моря командир Кипяченов.

— У вас авария? На мель сели? — пропищали мальчишки с латышским акцентом.

— Сообразительный народ, — усмехнулся Кипяченов.

— Вам теперь попадет, — рассудил мальчишка, у которого нос был подлиннее. — У нас в колхозе за каждую аварию на общем собрании разбирают капитана.

— Часто снимают, — добавил второй, с носом пуговкой. — Был человек капитаном, а сделал аварию — и его в матросы.

— Не каркай, пузырь, — строго сказал Кипяченов. — Покажи-ка нам, где ваша деревня.

— Поселок близко, три километра, — сказал нос пуговкой.

— Не умел ехать, иди пешком, — вздохнул Кипяченов, и они пошагали вдоль берега на северо-запад, к рыбацкому поселку.

Через полчаса Антон и младший лейтенант сидели на крупных деревянных стульях перед председателем колхоза. Председатель был одет в черную тужурку с якоренными пуговицами и тремя золотыми галунами на рукавах. Его фуражка с потускневшим лавром на козырьке лежала у серого ящика радиостанции. Два черных телефона многозначительно молчали.

Антон смотрел на внушительное, как бы высеченное из дерева скульптором, лицо председателя колхоза. Строгое и заинтересованное выражение этого лица вселяло надежду.

— Так и сидим, как муха на липкой бумажке, — закончил печальный рассказ младший лейтенант Кипяченов. — Поможете, Арвид Янович?;

— У меня есть. сильный буксир, но он сейчас в море, — сказал председатель. — Был^ вездеход. Он бы зашел в воду и столкнул вас, но его увезли в другой колхоз, на северный берег. Мотобот вас не стащит.

— Арвид Янович, а еще что у вас есть?

15