Вокруг света 1972-10, страница 60

j

БОРИС ВОРОБЬЕВ

ПУШКИ ТАНКЕРА «АНДРЕАПОЛЬ»

Главы из повести

рм бинокль танкер был ви I j ден как на ладони.

Зажатый рифами, он лежал с небольшим дифферентом на корму, отчего казалось, что судно пытается и не может вытащить из воды свое громоздкое железное тело.

Над танкером кружились чайки. Время от времени они устраивали на воде баталии из-за какого-нибудь огрызка, брошенного с борта, и поднимали такой крик, будто их уже настиг день страшного суда. Потом птицы успокаивались, вновь взмывали в воздух, усаживались плотными рядами вдоль бортов, не обращая внима-ция на снующих по палубе людей.

Война сюда еще не дошла, и птицы были непуганы.

Баландин подрегулировал резкость. Итак, четыре пушки — две на носу, две ближе к корме. Пулеметы на мостике не в счет, с ними можно разделаться походя. Главное — пушки. Интересно, какой калибр они поставили? Кажется, неплохо видно, но точно не определишь. Здешний воздух так пропитан водой, что даже цейсов-ские линзы отпотевают, как обыкновенные стекла. Сотки? Вряд ли. Сотка — это уже внушительное орудие, и ее надо ставить основательно. Скорее всего — семиде-сятипятимиллиметровки. Что ж, батарея таких пушек, вынесенная на три мили в море, — совсем неплохо. Не дурак придумал. Начальник разведки прав: авиации здесь делать нечего. При такой погоде и плотности зенитного ог

ня с берега шансы на прицельное бомбометание практически равны нулю. Только угробят самолеты... И ведь как стоит, проклятый, — точно на пути десанта! Ни с какой стороны не обойти, расколошматит из пушек за милую душу...

Баландин опустил бинокль и обвел взглядом лежавших рядом разведчиков. Они тоже разглядывали танкер — Шергин упорно, не отрывая бинокля от глаз; Кали-нушкин, наоборот, то и дело протирал линзы; лицо Ивана Рынды выражало почти детскую заинтересованность; Ольга смотрела в окуляры, не прислоняя бинокль к лицу, как женщины смотрят в театре представление; один Лап-цуй, как видно, не доверял технике, полагаясь на дальнозоркие рысьи глаза, — бинокль болтался у него на груди.

Кого послать? Впрочем, едва оформившись, вопрос уже звучал риторически. Роли были распределены давно, но Баландину нужна была пауза, чтобы еще раз и окончательно утвердиться в правильности выбора и сказать об этом вслух.

Пойдут, конечно, Влас и Кали-нушкин. Лучше их никто не сделает того, что предстоит сделать. Шергин с его силой при необходимости голыми руками согнет орудийное дуло, а сверхреакции Федора завидовали в свое время все флотские боксеры. Подрывное дело оба знают, как таблицу умножения, и ко всему прочему — закадычные друзья. Все правильно, Влас и Калинушкин.

Баландин положил бинокль на камень перед собой и знаками подозвал обоих разведчиков. Когда те подползли, спросил, кивая на танкер:

— Как думаете, какие там пушки?

— Трехдюймовки, — тотчас отозвался Калинушкин. Это было в его манере — говорить и действовать так, словно он находился на рйнге, где на размышление даются доли секунды.

— Точно, — подтвердил Шергин. — Большие без хорошего фундамента не поставишь.

— Вашими бы устами да пиво пить, — усмехнулся Баландин, довольный, однако, тем, что мнение разведчиков совпадает с его собственным.

— С раками! — подхватил Калинушкин. — С раками, командир! Эх, бывало, в Петергофе придешь в парк, а там — мама миа! — Калинушкин закатил глаза, — ну все тебе: и раки, и воблушка, и лучшее в мире пиво под названием «бочковое». Сядешь за столик, а кругом фонтаны и девушки в белых платьях. Жисть! Помнишь, Влас?

— Ладно, — прервал Баландин излияния бывшего чемпиона, — пиво будем пить после войны. Значит, говорите, трехдюймовки? Я тоже так думаю. А теперь слушайте. Эти карронады нужно взорвать. Ко всем чертям и со всеми потрохами. Пойдете вы. — Баландин помолчал.—План уточним позднее, а сейчас готовьте заряды и лодку. К темноте чтоб все

58