Вокруг света 1972-11, страница 32

просто. Края у него высокие, выше длинных заячьих ушей. Дрожит Товшан, про строгий запрет помнит, а не уходит. «Только понюхаю», — про себя твердит.

Поднялся Товшан на задние лапы, передними о бок казана оперся и видит — молоко под самой мордой, до краев котла налито. Приблизил н&с заяц понюхать — и лизнул молоко, да не заметил, как маленький глоточек проглотил. Перепугался, чуть не опрокинул казан, со всех ног на свои подушки бросился, слушает.

А в доме тишина заячьим сердцем время отстукивает, но никто этого не слышит — все спят.

Успокоился мало-помалу Товшан. Понял, что незамеченным остался. Молоко запретное ему очень понравилось. И скоро он уснул, да так сладко!

А наутро пыгамбер встает, добро так улыбается и первым делом к Товшану, спрашивает: «Ну как, не забыл про мой запрет?» — «Конечно, не забыл», — отвечает Товшан. А сам глазом куда-то косит. Доволен пыгамбер ответом, но удивляется, почему Товшан не на него, а в сторону смотрит. Вдруг как схватит Товшана за уши и так за уши выволок его из дому. Длинные уши у Товшана были, а тут совсем безобразно, как у ишака, вытянулись. Бросил пыгамбер Зайца на землю и сердито так ему говорит: «Не знал я, Товшан, что ты такой слабый: данного слова даже в малом деле сдержать не можешь! Зря я тебя другом считал и все тебе доверял». — «Не пробовал я

молока, — кричит Товшан, — не видел даже! — А сам на задние лапы сел и передними замахал. — Напрасно меня обижаешь!»

Совсем рассердился пыгамбер: «Мало того что ты запрет в ту же ночь нарушил, да ты еще и трус — сознаться боишься, и лжец! Посмотри на свои черные лапы. Этими лапами и сажей с котла ты на всех коврах о своих ночных приключениях написал — и еще отпираешься!.. Нет в моем доме места трусу и обманщику! Но прежде чем выгнать тебя навсегда, — сказал пыгамбер, — для пользы и примера всем другим должен я тебя строго наказать: отныне будешь ты жить не в кишлаке, а в пустыне и не посмеешь пить ничего, даже воды».

Вот почему с тех давних-давних пор живут зайцы в безводной пустыне, в горячих песках и боятся даже приблизиться к водопою. Потому-то и зовут Товшана — заяц-песчаник. И человек, и зверь, и птица могут поймать и съесть шкодливого труса. А он с той самой ночи потерял сон, дрожит и то и дело прислушивается длинными ушами: не идет ли кто-нибудь по его запутанному следу. И всю свою жизнь должен теперь Товшан не пить и довольствоваться лишь той ма_-лой влагой, которую дарит ему украдкою трава.

БЕДНЯГА ПЫШБАГА

Нежданно-негаданно нагрянули к одному бедному дехканину гости. Не сговаривались и званы не были, а так Получилось, что в один день чуть ли не все родственники его и жены с разных сторон съехались.

Усадил хозяин гостей в юрте, разговор хороший начался, а сам он тем временем к своему соседу-баю побежал, чтобы занять квашеного верблюжьего молока — агарана. Уж если плова с кишмишем и индейкой нет и баранины нет, то лучшего угощенья, чем жирный и вкусный агаран, для нежданных гостей не найти.

Было у бая верблюдов достаточно, и агараца было сколько угодно. Согласился бай выручить соседа, но строгое условие поставил на другой же день, как уедут гости, вернуть долг.

Нечего делать, согласился

бедняк и большой чанак — деревянный таз — агарана от бая едва унес.

Хорошо угостил бедняк своих гостей и новости для них интересные нашел. Веселились и смеялись гости, сыты были, хорошо в доме бедняка отдохнули и, не заметив, что небогат их родственник, дальше отправились довольные.

А дехканин стал думать, как долг баю отдать. Жена бедняка подоила верблюдицу и молоко заквасила, и на другой день агаран приготовила. Только этого агарана немногим больше половины байского таза набралось. Неприлично к баю неполную посуду нести, а срок отдачи долга уже истек, и идти надо. Вспомнил тут дехканин, что есть у него другой таз, совсем такой же, как байский, не отличить, только поменьше немного. Решил бедняк отнести баю долг в своем тазу, а тот агаран, которого недостает, вернуть попозже.

Так он и сделал.

Но только баю на глаза попался и слова сказать не успел, как бай ругаться стал, затопал ногами, затрясся весь.

«Ты вор, — кричит, — и обманщик! Я тебе доброе дело сделал, твоих, а не своих гостей накормил, большой чанак агарана не пожалел, а ты мне что возвращаешь?!»

Схватил бай чанак из рук бедняка, выплеснул агаран на землю, растерянного должника в чанак посадил и другим большим чанаком его акрыл. «Вот какой мерой долг отдавать надо!» — кричит.

Сидит под большим чанаком бедняк, сгорбился, шевельнуться боится и вдруг слышит, как бай просит аллаха помочь ему: вора ужасного, которого он будто бы ловко поймал, между двух чанаков заточить, пока не вернет он сполна своего долга. Хотел бедняк крикнуть, что не виноват он и не вор вовсе, просто бай его даже не выслушал... Но поздно. Склеились края чанаков, только там, где щели оставались, смог бедный дехканин протиснуть руки и ноги да голову. Прочно приросли деревянные тазы к его спине и груди. Так, на четвереньках, как все звери, а не как человек, в ужасе убежал бедняга, ставший пыш-багой — черепахой, от злого бая прямо в черные пески — Каракум.

Долго скрывался он от людских глаз. А весной, когда