Вокруг света 1972-11, страница 33

молодые верблюжата нарождаются и верблюдицы обильно дают молоко, пришел в свой кишлак, подавив стыд; пришел снова просить взаймы агарана, чтобы отдать на этот раз сполна долг баю. Но только теперь не просил он без разбора у всякого, не приходил со своим несчастьем и с просьбой к богатым и злым, а шел к таким же беднякам, как и он, шел к тем, кто понимал его без слов.

Всякий, к кому подходил несчастный Пышбага, готов был вылить ему в таз свой последний агаран. Но несчастный не мог собрать молоко, ведь чанак бая на его спине был перевернут вверх дном...

Посмотрите на черепаху Пышбагу. Какое страдальческое лицо! От долгого пути, от жары и скудной пищи стали морщинистыми шея и ноги и безразличен взгляд. Но, немало испытав и повидав, бедняга по-прежнему верит в доброе сердце людей, иначе зачем он появляется каждой весной у кишлаков и доверчиво идет навстречу людям своей усталой, медлительной походкой. Никто его не обижает — ведь нельзя обижать слабого и несчастного. Поверье о том, что нельзя не полить на панцирь черепахи верблюжьего молока, если она пришла к твоему дому, сохраняется до сих пор. Это и символ доброты человеческой, и известная на Востоке боязнь молвы, что проявил позорную жадность, и просто любовь народа к своим безвредным соседям — диким животным.

ЗАБЫВЧИВЫЙ МУЛЛА

Не очень высоко над нами зазвенел мелодичный голос; потом песня внезапно оборвалась, и довольно крупный жаворонок, падавший с неба, ловко спланировал у самой поверхности земли. На земле он сразу же побежал куда-то в тень, высоко держа голову с хохолком.

Не прошло и двух-трех минут, как мы скова услышали знакомый голос. Жаворонок выбежал из своего укрытия на освещенное солнцем место и еще на земле стал громко, но как-то вначале робко высвистывать красивые звуки, словно бережно выговаривал приятные ему слова. Вдруг

птица взлетела и, поднимаясь все выше и выше, продолжила свою песню, пока не оборвала ее на полуслове так же внезапно, как в первый раз. На земле жаворонок тотчас убежал в тень, как бы смутившись, что прервал песню.

Вскоре все повторилось сначала.

По-туркменски жаворонка зовут «молла-торгой» — «жаворонок-мулла». Мулла, от которого, по преданию, ведет свою родословную жаворонок, был очень предан аллаху и любил похвалиться, что всю тысячу имен, которыми люди называют аллаха, — и Танры, и Худай, и много-много других имен — он знает и все перечислить в любой момент может. Захотелось мулле однажды побеседовать с аллахом и все имена, которые он знает, самому аллаху назвать. И стал он просить, чтобы аллах дал ему крылья на небо подняться.

Согласился аллах и превратил муллу в птицу — торгоя. Жаворонок обрадовался. Недолго собирался мулла-торгой, решил сразу на небо в гости отправиться. Разбежался, слегка подпрыгнул и замахал крыльями. Хорошо у него получилось, быстро и круто так вверх пошел и с каждым новым взмахом крыльев новое имя аллаха выкрикивал. И голос хороший у жаворонка-муллы оказался — сам себя торгой заслушался. Высоко уже поднялся. Все думали: еще несколько взмахов — и достигнет мулла неба. Только вдруг голос его оборвался: забыл мулла тысячное имя аллаха. Пока на земле был, все отлично помнил, а как к небу высоко вознесся, так что-то и забыл. Горько и досадно мулле— совсем было цели достиг, но появляться перед аллахом, не зная его имени, неприлично.

С горя бросился мулла вни.*, чтобы разбиться о твердую глину и камни, да перед самой землей сердце торгоя не выдержало, сильно забилось от страха, и раскрыл он широко крылья, которые дал ему аллах. Так и спасся. Но от стыда скорее в сторонку отбежал. Посидел немного спокойно, от страха оправился, поел чуть-чуть и стал опять имена аллаха вспоминать. Вспомнил тысячное имя, обрадовался и сно ва в гости на небо заспешил. Летит, а сам, чтобы не забыть, все имя аллаха твердит. И все-

то было бы хорошо, если бы не пропустил он при перечислении одно имя, всего одно! А какое? Вспомнить не может. Огорчился сильно торгой. Опять об землю удариться хотел, но и на этот раз спасли его крылья, данные аллахом. На земле же мулла молодец — все сразу вспоминает, но нет у него терпения, сидя в тени, всю тысячу имен перечислять. Как вспомнит забытое имя, так быстрее-быстрее подняться на небо спешит да очень скоро той же дорогой назад возвращается. Забывчивый мулла. Ничего уж тут не поделать! Но упорный — от крыльев, ему дарованных, отказаться не хочет. И весной, и летом, и даже осенью можно услышать, как молла-торгой имена аллаха своим красивым голосом повторяет. И уж много-много лет прошло с тех пор, а хохлатый торгой все еще подняться на небо пытается.

Кстати, о хохолке жаворонка. В некоторых районах Туркмении говорят так: «Посмотрите на муллу, как он повязывает свою чалму. У муллы всегда край чалмы свободным остается. Вот этот-то край чалмы и торчит на голове мол-ла-торгоя. Только в то время, когда он в птицу превращался и перьями оделся, край чалмы его хохолком из перьев стал. По нему-то и можно легко догадаться, что жаворонок муллой прежде был».

Вот и вся история. Хотите верьте, хотите нет, только хохлатый жаворонок свою песню никак допеть не может, все сбивается.