Вокруг света 1972-11, страница 61

тверждением правоты капитана в выборе места охоты, тем не менее он великодушно не стал вспоминать об ошибках своих дозорных, а только еще больше обрадовался, похлопал меня ласково по плечу и, уже как равному, сказал:

— Отлично! Отлично! Ты молодец! Это говорю тебе я, Тор Лар-сен. Я благодарю тебя! И давай, пожалуйста, мигом наверх!

Мы с Йохансеном поспешили к мачте. Но как мы ни торопились, взбираясь наверх, я все же успел заметить, насколько сильно изменились настроение и обстановка на судне. Все стояли настороженные на своих местах, вперив широко раскрытые, блестящие глаза в морскую поверхность. Команда передвигалась по палубе только беглым шагом. Все вместе и каждый в отдельности, облеченные сознанием важности момента, охвачены были древним охотничьим азартом, когда добыча обнаружена и человеком движет только одна мысль — убить ее как можно скорее.

Я понял, что мрачная часть дня позади. Люди полны были прадедовским, бьющим через край возбуждением, светившимся на всех лицах и проявлявшимся во всех эмоциях. Что еще в жизни, размышлял я (как нередко думал еще в пору моего сурового охотничьего воспитания дома), может заставить мужчин чувствовать себя сильными и значительными, сделать их такими вот целеустремленными, как не возможность настичь добычу?

Следующий фонтан был замечен одновременно мной и Свен-дом.

Опытный китобой, каким Йохансен, несомненно, был, несмотря на весь его кажущийся скептицизм, он в то мгновение, как я крикнул: «Китиха снова пускает фонтан!» — засек время по своим наручным часам — прошло ровно двадцать семь минут и пятнадцать секунд. Фонтан выстрелил из воды с такой силой, что достиг высоты, по определению Свенда, не менее пятидесяти футов. Он стоял перед нашими глазами целых пять секунд, отливающий перламутром тополь в мираже яркого полуденного света, после чего уронил свой серебристый ствол в темно-голубую воду, чтобы быстро собраться в туманное облако и раствориться в воздухе с той же внезапностью, как и в момент возникновения.

Мне сейчас уже не надо было кричать и показывать, где заме

чен фонтан. И то и другое незамедлительно сделал Свенд. Кит находился на несколько румбов юго-западнее того места, где я увидел первый его фонтан, и пока еще беспечно крейсировал там, ничего не подозревая. Мне было уже известно, что киты этой разновидности достигают более девяноста футов в длину, весят до ста тридцати тонн и в минуты опасности развивают скорость пятнадцать, а то и все двадцать узлов в час, правда, ненадолго. Следовательно, если приятель наш помчится со скоростью пятнадцать узлов, то окажется далеко южнее «Курта Хансена».

— Blahval! (Голубой кит!) — авторитетно сказал мне Свенд после того, как сообщил о нем вниз. — Очень, очень большой. И корова, не самец! — А после небольшой паузы добавил со смущением, которое вызвало у меня к нему еще большую симпатию: — Спасибо тебе, малыш...

Мы наблюдали еще четыре фонтана почти рядом с первым — каждый меньше предыдущего, но все же достаточно мощные, чтобы увериться в том, что кит этот редкой величины.

Горджес под неустанным руководством Тора Ларсена искусно вел судно следом за китом.

Через некоторое время Свенд добавил, что кит следует по сходящейся с нашим курсом прямой не больше чем в пяти милях впереди.

К моему напарнику вернулась, кажется, былая уверенность в себе: он не стал ждать, пока капитан позовет его вниз, а, убедившись, что Горджес ведет судно в нужном направлении, спустился с мачты и поспешил на мостик к Ларсену, чтобы доложить капитану о своих наблюдениях лично. Он вернулся ко мне с видом человека, освободившегося от тяжкого бремени. Когда я сообщил ему, что видел в его отсутствие еще двух китов севернее первого, он похлопал меня по плечу и с теплотой в голосе произнес:

— Ты славный парень, малыш!

Мне было очень лестно это

слышать от старого морского волка, хотя и досадно резало ухо обидное «малыш». Ничего, может, сам догадается...

«Курт Хансен», по его словам, никогда не шел так быстро — тринадцать узлов, не меньше.

Я прикинул в уме: если наша скорость действительно такая и кит еще раз останется под водой двадцать семь минут и пятнадцать секунд, то мы наверняка

проскочим примерно на милю то место — пять миль впереди, как сказал Свенд, — где кит погрузился во второй раз. Капитан, очевидно, сделал тот же подсчет. Вместо того чтобы и дальше вести судно прямо на кита, Ларсен велел повернуть чуть-чуть на северо-запад. Мы все были уже во власти таких обстоятельств, где профессиональный опыт, разум и сила зрения значат меньше, чем интуиция и обыкновенное везение или удачливость.

Маневр капитана не остался незамеченным Свендом, ибо в тот момент, когда белая кильватерная струя «Курта Хансена» слегка скривилась, он неодобрительно хмыкнул и покачал головой. Я взглянул вниз, и мне показалось, что людей на палубе это тоже озадачило.

Минут двадцать мы шли таким манером на полной скорости. Потом капитан дал сигнал вниз — остановить машины. Сигнал и его подтверждение — звонок в машинном отделении — прозвучали с неожиданной силой и резкостью в тишине мирного полудня.

Минут пять или больше «Курт Хансен» скользил вперед с пониженной скоростью, достаточной для того лишь, чтобы штурвальный мог держать судно в нужном капитану направлении.

Прошло еще две минуты, и кит вспорол поверхность воды одной милей севернее того места, где он нырнул в последний раз, — дальше, чем ожидал капитан. На этот раз все увидели пять фонтанов — первый был просто великолепен! Он поднялся в воздух футов на пятьдесят, по Свен-ду. Устранены последние сомнения! Это произвело поразительный эффект и еще больше подняло настроение людей. Капитан, команда, мостик, палуба, «воронье гнездо» — все судно стало единым динамическим целым.

Кит нырнул сразу после пятого фонтана, изогнувшись дугой над поверхностью воды, но, как это водится у голубых китов, не показав нам своего знаменитого двухлопастного — «бабочкой» — хвоста.

Капитан нацелил «Курта Хансена» юго-западнее места последнего погружения кита и через милю хода застопорил машины. Судно легло в дрейф. Теперь, как мне казалось, команда поняла маневр капитана, и все единодушно выражали одобрение его решению. Не раз впоследствии, в течение целых трех сезонов плаванья, я часто, в свободные минуты, становился свидетелем оживленных и горячих дебатов

59