Вокруг света 1972-11, страница 64

т.

был прикреплен к фок-мачте и которая выдерживала нагрузку более двадцати тонн, очень быстро вытянулась до предела.

Можно было залюбоваться в эти решающие мгновения согласованными действиями всей команды, которым по-своему обучил ее капитан Ларсен. Каждый делал именно то, что ему нужно было делать, без единого слова и даже взгляда с его стороны. Он же немедленно после выстрела перезарядил гарпунную пушку при помощи специального матроса, который уже был тут как тут, и, пока Ларсен возился с пуш

кой, неотрывно следил за китом, несшимся по океану с бешеной скоростью рысака, решившегося во что бы то ни стало выиграть скачку в забеге между Жизнью и Смертью. И помощник капитана на мостике тоже не отрывал глаз от линя, шкива, пружины и человека у лебедки. В момент, когда кит был поражен, он сбавил скорость «Курта Хансена». Сейчас, когда пружина готова была вот-вот лопнуть, он увеличил скорость. В тот же момент лебедчик выбил тормозную колодку из лебедки, и с ее барабана начал постепенно разматываться и уходить под воду стальной трос — пока он не вытянулся больше чем на полмили. Наш «Курт Хансен» стал своеобразным механическим «удилищем» с длинной леской и действовал как заправский рыболов, подтягивающий к берегу попавшуюся на крючок рыбину. Ни фута лишней веревки или добавочной скорости, если это не диктуется крайней необходимостью. Так прошли два измай ывающих часа, прежде чем «Курт Хансен», выигрывающий тем, что на нем не было никакого груза, а единственной помехой (но и тормозом!) при быстром преследовании являлся его собственный вес, улучил момент, когда кит обессилел, и спокойно, сажень за саженью подтянул его лебедкой к своему борту.

Как только началось подтягивание кита к «Курту Хансену», вся его команда собралась на палубе, чтобы посмотреть, какую добычу принесла многочасовая морская мистерия.

Битва кита за жизнь продолжалась так долго, и он был так тяжело ранен, что можно было диву даваться, как он еще держится, когда агония давно уже должна была кончиться! В нем с новой и новой силой возбуждался порыв к свободе, и он делал все новые и новые попытки удрать — даже с нашим недвижимым судном на буксире.

Я наблюдал за всем этим с душевной тревогой, и мне такая процедура стала казаться в какой-то степени ненужной и неуместной, а старый метод ручного загарпунивания кита — лучше, потому что там преследование кита велось на вельботах с копьями, чтобы вонзить эти копья в его жизненно важные органы и умертвить как можно быстрее (как я читал об этом в книгах) — во всяком случае, менее жестоко, чем наша игра в механическую «удочку-лебедку» и -вспарывание

живота киту. Безусловно, при ручном гарпунировании опасности для человека больше, однако в этой нашей охоте не было ни грана честной игры, которая наличествовала раньше в соперничестве человека и животного. А какой она должна быть, честная игра, в нынешних условиях? Это мне самому пока было неясно, и, кроме того — что греха таить! — у меня не было в те минуты времени искать ответ на подобные вопросы.

Все мои чувства обострились до предела, когда ярдов за семьдесят до судна кит «впал в панику», так называют китобои последние конвульсии этого огромного млекопитающего. Он крутился, изгибался и перевертывался; он вздрагивал, дрожал, содрогался всем телом, как гора от землетрясения. Там, где жемчужный пар бил недавно струей из его носа, сейчас густые струи крови — индийский рубин на солнце — пламенели в воздухе. Его двухлопастный хвост — это изящное, элегантное изделие самого талантливого мастера — Природы — поднялся, чтобы шлепнуть по воде, как бы стучась в поисках убежища в уже запертую для него дверь...

Потом внезапно он утихомирился и перевернулся на спину кверху своим желто-белым гофрированным животом, из-за которого английские китобои прозвали эту разновидность семейства китовых желтобрюхим китом, и в тот же момент последняя его живая кровь, алая на солнце, сверкая, подобно шелковой мантии, широко и далеко разлилась по поверхности воды. Уже я заметил спинной плавник акулы у кромки этой мантии, тут же исчезнувший под водой. Ощущение смерти стало таким близким, что затмило в моих глазах день, который так великолепно начинался. Но солнце висело уже низко над горизонтом, а свет его лучей был пронизан даже каким-то ангельским золотом.

Я посмотрел на Свенда. Ему, должно быть, такое зрелище было не впервой, и он по простоте душевной не смог, встретив* шись с моими глазами, скрыть выражения вины и совестливости на своем честном лице.

Я думаю, ему понятно стало, какие чувства владели мной, и, может быть, в качестве оправдания, он вдруг неловко заметил, как бы отвечая на мой вопрос:

— Видишь ли, парень, поймать такого кита, особенно такого большого кита, — очень много значит для нас. Он сможет про

62