Вокруг света 1972-11, страница 62

Вокруг света 1972-11, страница 62

по поводу этого ларсеновского маневра в китобойной практике.

Одни мудрецы доказывали, что капитан должен был остановить судно на полмили раньше, чем он это сделал. Они говорили, что киты с их острым слухом улавливают шум винтов и судовых механизмов на большом расстоянии, пугаются, быстро меняют направление и на огромной скорости несутся прочь от опасности. По мнению этих людей, самое лучшее — ждать, когда кит вынырнет снова, ибо во время подъема у него слух притупляется, и ринуться к нему на полной скорости, остановив машины в тот момент, когда он погрузится в воду опять. Так нужно проделать несколько раз, подбираясь к киту все ближе и ближе, пока судно не подойдет настолько, что можно пускать в ход гарпунную пушку. На «Курте Хансене» существовал специальный термин для такого способа охоты. По-норвежски это звучит: «Luse jag», что соответствует, насколько я мог понять, нашему слову «подкрадывание».

Другие, считая себя более опытными, утверждали, что лучший способ — сразу идти на полной скорости к тому месту, где ожидается вторичное появление кита, совершенно не опасаясь напугать его. Наоборот, его испуг дает преследователю преимущество — страх заставляет кита нырять быстрее, чем он это делает в нормальном состоянии, и вынуждает по той же причине набирать воздуха меньше, чем обычно; следовательно, он вынужден будет и вынырнуть раньше на поверхность. Я лично знал пушкарей-гарпунщиков в нашей флотилии, которые стреляли в китов даже тогда, когда имели совсем мало шансов загарпунить его, — они были убеждены, что гул выстрела загонит быстрее добычу под воду и ускорит им все дело, ибо кит постепенно становится беспомощным из-за нехватки воздуха. Наша команда и на этот случай имела свое название охоты: «Prose jag» или то, что я назвал бы «затравливанием».

Я ни разу не видел, как наш капитан тратит выстрел гарпунной пушки на то, чтобы только испугать кита. Но я был свидетелем того, как успешно применяет он комбинацию из этих двух способов охоты настолько эффективно, что Ларсен считался самым прославленным и удачливым китобоем во всей флотилии.

В тот момент, когда машины застопорились, капитан подозвал кивком первого помощника на

мостик и, оставив его за себя — с Горджесом за штурвалом, — с нарочитой медлительностью, присущей энергичным людям в минуты сильного внутреннего возбуждения, и величественным видом, который отнюдь не вязался с его странной орангутанго-подобной походкой, спустился по трапу вниз и прошел через всю палубу на нос судна. Подойдя к гарпунной пушке, он взошел на орудийную площадку, положил руку на изящную рамку спускового механизма и застыл недвижимо, как высеченная из дерева носовая фигура корабля на старом паруснике, вперив взгляд в океан впереди себя.

Почти одновременно мы все увидели новый фонтан, выстреливший из воды в полумиле от нас прямо впереди «Курта Хансена». Сигнал Тора Ларсена на мостик об увеличении скорости был необязателен, ибо только он поднял руку к рукоятке, как из машинного отделения прозвучал призывно ответный звонок — как во время боевой тревоги на военном корабле. «Курт Хансен» резко рванулся вперед.

Фонтан показывал, что кит движется в том же направлении, что и мы. Давление пара в котлах судна было так велико благодаря усилиям кочегара, что, несмотря на максимальную скорость, излишек его все время пробивался через предохранительный клапан у трубы.

Мы приблизились к киту настолько, чтобы не напугать его, не заставить насторожиться. Он сфонтанировал четыре раза, причем последний, четвертый, фонтан выглядел лишь легким дымком над морем, ибо кит уже навострился дать дёру, почуяв какую-то непонятную ему опасность в незнакомом шуме винта и судовых машин. Мы только и успели увидеть в косых лучах солнца за момент до погружения его огромную спину — в глубокой впадине меж двумя большими водяными валами, — величаво изогнувшуюся дугой наподобие черномраморной триумфальной арки.

Мы прошли на полной скорости через «масло»и, хотя я видел довольно далеко в глубину воды, кита в том месте уже не нашел.

Далее мы прошли около мили вперед, потом резко повернули на сто восемьдесят градусов и пошли

1 М а с л о — гладкий участок морской поверхности, образованный жидкостью, которую выпускают в воду киты в минуты безмятежного покоя. (Г. М е л в и л л, Моби Дик.)

назад, к тому месту, где исчез кит, а там застопорили машины на девять минут. По истечении девяти минут Тор Ларсен дал сигнал, и «Курт Хансен» снова понесся на полной скорости по пройденному пути.

Мы оказались левее «масла», через четыре минуты взяли на пять румбов северо-восточнее его и продолжали мчаться дальше. Через следующие четыре минуты, примерно в двухстах ярдах по правому борту, я увидел, как мне показалось, огромную, с задранным носом «торпеду в мирных водах», иллюминированную солнечными лучами, пронизывающими океан под тупым углом с запада. Только я успел заметить эту «торпеду», как она метнулась в сторону и исчезла. Все на корабле говорили мне потом, что это было «счастливое видение».

Я знал, что Свенд не заметил «торпеды», хотя это было нетрудно. Чувствуя себя более уверенно сейчас, я закричал по-английски и вытянул руку:

— Ahoy! Он здесь! Эхой! 1

Штурвальный Горджес со свойственной ему быстротой реакции понял сразу значение моего крика. Помощник капитана, наоборот, заколебался — ему был в диковину мой «профессиональный клич», заимствованный из приключенческих книжек, — и вопросительно посмотрел на Ларсена, стоявшего на носу. Ларсен тоже проявил необычную медлительность:, он только обернулся и молча уставился на «воронье гнездо». Капитан не очень был силен в английском в отличие от Горджеса, чтобы понять точный смысл этого клича. Но сам крик и моя вытянутая рука произвели на него должное впечатление — они были достаточно выразительны и без слов. Он, безусловно, среагировал быстрее своего помощника, но его сигнала на мостик даже не понадобилось — «Курт Хансен» уже кренился, чуть не черпая бортом воду от быстроты, с какой Горджес поворачивал судно. В эти моменты взаимопонимание между рулевым и капитаном достигло такой степени, что Ларсену оставалось только выказать жестом свое удовлетворение и, повернувшись обратно, поустойчивее расставить ноги на орудийной платформе, дабы не потерять равновесия.

Возбуждение на судне тоже достигло высшей степени. Оно заставило вылезть на палубу даже моего заболевшего приятеля —

!Ahoy (англ.) — морской термин, оклик.

60