Вокруг света 1974-03, страница 55
А. МОШКОВСКИЙ СПИРЬКА - ВОЛЧЬЯ СМЕРТЬ Ин удобно лежал на мягких теплых шкурах, и сны один за другим медленно и дремотно плыли на него. Резкий толчок стряхнул со Спирьки сны. Он испуганно вскочил. — В стадо собирайся. Пора,— раздался сипловатый голос отца. Здесь только дошло до Спирьки, что сегодня его очередь дежурить в стаде, что ему нужно ехать в тундровую стынь. Он зевнул, прислушиваясь, как жена за пологом мнет и скребет о стальной скребок оленью шкуру, и вздохнул. Ну и жизнь! Даже поспать толком не дадут. После дежурства на холоде он мог проспать залпом хоть все двадцать четыре часа. — Быстрей пошевеливайся! — прикрикнул отец, и Спирька, кряхтя и отдуваясь, стал натягивать на худые босые ноги меховые тобоки. Прихрамывая сразу на обе ноги, вышел из-за ситцевого полога сутуловатый, с недовольным, опухшим со сна лицом. — Не выспался? — скосил глаза отец. Спирька промолчал: отец был бранчливым стариком. — Поспи еще маленько, я съезжу за тебя к олешкам. Дело привычное. А молодому лучше поспать. Спирька стал нехотя умываться у рукомойника, смочил ладони, нос, подбородок, скулы. Отец же не умолкал: — Женился, прибавленья ждешь, мужиком стал. А все как телок-несмышленыш!.. Может, в базу оседлости хочешь? Доски пилить и гвозди заколачивать — не оленей пасти. Сюда многие просятся. Спирька вытирался краешком вафельного полотенца. А отец все говорил и говорил. Сказал и о том, что ночью из тундры доносились выстрелы — видно, волки нападали на стадо, и ему, Спирьке, надо смотреть на дежурстве в оба. А чего не смотреть? Будет смотреть... Отец не ошибся: передавая ему в стаде смену, пастух Иван показал три порванные оленьи туши. Спирька пятерней почесал под Рассказ капюшоном малицы темя и спросил пастуха: — Стрелял? — Разве попадешь?! Хитрые, сволочи! Близко не подпускают и вертятся, как овода. Спирька сплюнул в снег и взял из его рук винтовку. — А я попаду. — Ну еще бы! Чтоб ты да не попал... Почему опоздал? Опять со шкур поднять не могли? — Грузи свои туши и езжай отсюда! — бросил Спирька и стал безучастно смотреть, как Иван с сопеньем втаскивал на нарты то, что осталось от оленей. Спирька кутался в малицу и ждал, чтоб тот поскорее уехал. Тяжело захрустели, переваливаясь по кочкам, нарты, и Спирька остался в тундре один. Один, если не считать двух оленегон-ных лаек и боевой нарезной винтовки старого образца. Он похлопывал себя по бокам и жалел, что не надел поверх малицы совика. Стоял серый полярный вечер. Был октябрь, но снег уже почти лег. Спирька дул на щеки, подпрыгивал, кидал себя с ноги на ногу. Рядом, выбивая копытами снег, жевало ягель и дышало — казалось, согревало тундру — огромное стадо. Оно блуждало и растекалось в редких елочках и кустарнике. Спирька не боялся ни холода, ни одиночества. Таким его сделала тундра. Тут ему было не до* сна: негде, да и не время. В тундре он любил думать. Спать хорошо в чуме, на шкурах, когда рядом горячие, как уголья, плечи жены, молодой, крепкогрудой. Полгода назад привез он ее в чум из соседнего стойбища. А в тундре — олени, в тундре — ветер, а вот теперь и волки. Явились. Собаки умные твари, но собаки есть собаки. По их части нюхать и рвать клыками, а думать — это по твоей части. Ты — человек... Сильный топот сотен копыт заставил его вскинуть голову. Луна, скользившая за тремя слоями туч, высунула краешек, облила жидким светом снег и суматошно несущееся стадо. Спирька вскинул винтовку. Шерсть на собаках встала дыбом, с лаем кинулись они к стаду. Спирька следом. И закричал, отпугивая волков. Храпя и сталкиваясь друг с другом рогами, кружило вокруг него стадо. Черная, гибкая тень метнулась 53 |
