Вокруг света 1974-03, страница 56

где-то внизу под оленьими животами.

Спирька бросился на лай и рычание собак. Ударил с колена по улетающей тени, заранее зная, что промажет. Волков не было — были одни тени.

Потом стало тихо. Никто не беспокоил стадо. Спирька с трудом дождался 'рассвета у небольшого костра.

Два разорванных теленка, задрав кверху одеревеневшие морды, смотрели на него стеклянными глазами. Они лежали в наплывах красного льда.

Спирька сжал обеими руками винтовку, глотнул слюну, сухой кадык его дернулся.

На исходе суток приехал новый дежурный по стаду, бригадир Емельян. Подошел, тронул тобоком задранную телячью морду с перегрызенным горлом.

— Не укараулил?

Спирьку словно ударили под

ДЫХ.

— Сам попробуй. Стая, видно, большая развелась.

— А кто Ивану грозился?..

Спирька промолчал.

— Самолет бы вызвать, — сказал бригадир, взваливая туши на нарты; Спирька помогал грузить. — Да как сообщить — ра-ции:ТО нет. С воздуха бы всех перестреляли.

Последних его слов Спирька не слышал. Он поднял с земли припорошенный снежком хорей и закричал на рванувшихся вперед быков.

В стойбище к нему подошел Иван, и Спирька придержал упряжку, чтобы не наехать на него.

— Ну как, были? — спросил Иван.

— Были.

— Порвали?

— Куда пошли, куда! — бешено заорал Спирька на быков, и те подлетели к чуму, едва не сбив нартами крайние шесты.

Ел и пил чай он молча. Мрачно. Отчужденно. Кончил еду и в первый раз даже не бросил взгляда на свой колыхающийся от ветра балаган с мягкой постелью. Снежинки, падавшие в чум сквозь мокодан, таяли у него на губах,

застревали на ресницах и медленно превращались в капли. Отец с полувзгляда понимал сына.

— Ну чего там, — сказал он, — с кем не бывает... Не убережешь каждого... Пока жив ненец — жив и волк. Чего там. Спать полезай, убухался, поди...

И Спирька послушался отца. Он сдернул с ног тобоки, скинул пиджак и втиснулся на свое место, на шкуры. Лег на правый бок и уставился в тонкую, чуть тронутую инеем занавеску полога. Жена спала. Дышала, чуть приоткрыв рот, и ситец слегка покачивался. Спирька слышал, как, покряхтывая и похрустывая костями, улегся отец, как мать шикнула на собак, задула лампу и зашуршала одеждой.

Он лежал и смотрел в темноту.

Бригадир вернулся из стада, как и положено, через сутки. В его чуме уже сидел Спирька и курил папиросу. Он отряхнул пепел и поднял на Емельяна глаза.

— Троих, — сказал бригадир. — Да одного теленка унесли. Надо срочно самолет вызывать. Худое дело.

— Надо. Но покуда доберешься до рации — две недели пройдет, — рассердился Спирька. — Сколько оленей не станет!

— Да-а-а, — протянул Емельян и стащил с малицы совик.

— А знаешь что? — сказал Спирька, и сказал так тихо и сдержанно, что бригадир забыл бросить совик на латы.

— Что? — напряженно спросил он.

— То, что в мое дежурство я убью волка. А может, и двух. И все время буду их убивать, пока они тут.

Емельян с шумом бросил совик в сторону.

— Утка хвасталась озеро выпить...

Спирька встал, прямой, как прут.

— Увидишь, Емельян. Только мне помощь нужна. Двоих пастухов.

Опрокидывая низенькие скамеечки, бригадир прошел по чуму, сел за столик и потянулся к стакану чая.

— Чего напридумал. Пастухам отдыхать нужно перед дежурством. Никого не дам.

— Помоги тогда сам, — Спирька провел рукой по лицу.

— Нашел дурака.

Дочка бригадира, Аня, маленькая, смешливая, с черненькими

мышиными глазками, пустила сквозь зубы:

— Ай-яй-яй... Все разбегайтесь! Идет Спирька — волчья смерть! — И прыснула в подол платья.

Спирька швырнул в нее кусок шкуры, и та прикусила язык.

— Тогда я возьму, мальчишек. Кто побойчей... Ладно?

Бригадир уже пил третий стакан чаю.

— Это можно. Бери. Только расскажи, в чем дело...

Утром, в день своего дежурства, Спирька распорядился запрячь три упряжки из лучших быков, на одну сел сам, на другие посадил своего братишку Семку, четырнадцатилетнего подростка, и Петьку, сына пастуха Ивана. Расставил две упряжки километра за четыре друг от друга по обе стороны стада и велел ждать его нарт и ничего не бояться.

Никто не знал, что день назад Спирька долго колесил вокруг стада, изучал волчьи следы на снегу, их направление, длину шага и прыжка. Теперь он выехал на легких нартах к стаду. За плечами болталась винтовка. Он спрятал упряжку за кустами ивняка с той стороны, откуда обычно нападали волки. Чуя полную безнаказанность, хищники обнаглели. Не прошло и часа, как Спирька увидел волка. Едва заметный среди кустов и кочек, он бежал, низко свесив хвост и нюхая снег. Он казался крохотным отсюда. Нечего было и думать попасть в него.

— Оленьей печени захотел, стервец, — прошептал Спирька и направил нарты в его сторону.

Волк застыл, поднял вверх морду и бросился от стада.

Спирька дернул вожжу, заорал на быков, и они галопом ринулись по кустарникам и горбам. Они несли его легко, оставляя сзади слабые следы полозьев. Ветер свистел в ушах, комья снега били в лицо. Олени несли изо всех сил, но Спирьке этого было мало. Он пустил в ход хорей. Волк мчался длинными прыжками и легко уходил от преследования, то скрываясь за кочками, то выскакивая на взгорки. Он несся, выгибая спину. Он летел, то вытягиваясь в струнку, то сжимаясь в комок, все увеличивая расстояние между собой и нартами.

Ему нельзя было дать ни минуты передышки.

Спирька не спускал с него глаз и думал: будет он удирать по прямой в лес или пойдет, как обычно, большими кругами? Если не пойдет кругами — все со