Вокруг света 1974-05, страница 32

шее нацию волнение было вполне оправданным. Уступая требованиям националистических кругов, правительство маршала Коста-э-Силва вынуждено было пойти на некоторое, весьма небольшое, ограничение иностранцев в покупках земельных участков. Вскоре, однако, новая администрация, пришедшая к власти вместе с генералом Гаррастазу Медиси, нашла узаконения своих предшественников слишком строгими и сняла многие из ограничений.

Вот почему откровения и воспоминания сеньора Алмейды разожгли в курительном салоне «Лауро Содре» столь бурный спор, что мы едва не проглядели приближение Сантарена — третьего по значению после Белена и Манауса порта Амазонки, расположенного у устья ее крупнейшего правого притока — полноводной голубой реки Тапажос.

ДЕВОЧКУ НАРЕКЛИ ЛАУРОЙ

В Сантарене третий класс «Лауро Содре» получает весьма большое пополнение. Глядя на заваленные мешками и сундуками лодки, направляющиеся к вставшему на рейде судну, дона Луиза качает головой:

— И куда же это они едут, несчастные?

Словно услышав ее вопрос, какой-то словоохотливый старикашка, шамкая беззубым ртом, объяснял втаскивающему его -пожитки матросу, что направляются они все «попытать счастья»: кто в Манаус, а кто в Парин-тинс. Поскольку в Сантарене стало совсем невмоготу после того, как на прошлой неделе закрылась фабрика дерюжных мешков — самое мощное предприятие города. Шестьсот семей остались без работы и без средств к существованию.

• На опустевших после выгрузки беженцев лодках часть пассажиров отправляется на берег. Здесь можно купить дешевые черепаховые безделушки или крокодильи шкуры, а потом продать их в Рио или в Сан-Паулу вдвое дороже. То же можно проделать и с золотом: Сантарен служит главным перевалочным пунктом между приисками Итайтубы, где добывается сей благородный металл, и ювелирными мастерскими юга страны. Кто не имеет средств для солидных операций, может в любом из баров Сантарена испить знаменитой гуараны — напитка, унаследованного от индейцев, либо просто поваляться на сером песке пляжа, раскинувшегося на несколько километров.

Самая интересная достопримечательность этого шестидесятитысячного городка — знаменитая коллекция древнеиндейской керамики, собранная местным адвокатом Убиражарой Бентесом Соузой. Я уже бывал ранее в Сантарене и видел эту коллекцию, однако не мог упустить случая, тем более что отель «Уирапуру», где она хранится, находится на самой набережной. В темных боковых комнатках и чуланах убогой гостиницы можно увидеть тридцать тысяч памятников материальной культуры вымерших индейских племен. Возраст некоторых из этих экспонатов исчисляется тысячелетиями. Серые вазы и глиняные игрушки, костяные наконечники стрел и громадные погребальные урны, украшенные тончайшей орнаментальной лепкой сосуды и ритуальные каменные идолы...

Почти все это создавалось за много веков до появления в этих краях Орельяны. Наследники великой культуры, следы которой собрал Убиражара, — индейские племена тапажос — были безжалостно уничтожены. В середине XIX века погиб последний тапа-жо. И о том, сколь варварски относилась бразильская «цивилизация» к индейцам, свидетельствует тот факт, что оказался потерянным язык племен тапажос. Спохватившиеся совсем недавно лингвисты с ужасом обнаружили, что им известно только три слова из языка народа, который сосуществовал с белыми целых три с половиной столетия!

...Когда мы отходим из Сантарена, на нижней палубе раздаются крики беременной мулатки Лурдес. Она все-таки не успела добраться до Обидуса, куда мы должны были подойти только завтра утром. Двое матросов спешно несут ее в каюту «докто-ры». Сзади шагает невозмутимый супруг, ворча себе под нос: «Держись, жена! Раз уж бог решил, так тому и быть».

Через двадцать минут Соня выносит ему дочь, закутанную в полотенце.

— Это к счастью, — говорит она. — Ребенку будет хорошо. У нас чуть не каждый рейс случается такое.

Отец смотрит на новорожденную, словно петух на зерно: сначала одним глазом, потом другим, вздыхает и говорит:

— Зато бесплатно...

Девочку тут же нарекли по требованию экипажа Лаурой. В честь судна.

Когда папаша с Лаурой в руках удаляется, из каюты Сони

выходит Лурдес, поправляя волосы.

— Вам надо бы еще полежать, — говорит Соня.

Лурдес отрицательно качает головой и идет по трапу вслед за мужем.

— Боится, что, если останется у меня в каюте, придется платить, — улыбается Соня.

— А вы не хотите купить это? — раздается голос у нас за спиной.

Жозе Катарино протягивает Соне свои серьги.

— Я, понимаете, взял билет только до Манауса...

— А ну марш отсюда! — говорит Итамар, берет его за локоть и поворачивает лицом к трапу, ведущему вниз.

Солнце опускается в кофейную Амазонку прямо перед носом «Лауро Содре». До ужина остается еще около часа, но на нижней палубе уже выстроилась длинная очередь с мисками, банками и чашками. Первой в очереди, как всегда, стоит Матильда.

...После Сантарена мы плыли еще несколько дней, словно пытаясь догнать игравшее с нами в прятки солнце. Каждый день оно ускользало от погони, опускаясь в мутные воды реки где-то впереди, а на другое утро выныривало далеко за кормой.

Утренний кофе, обед, ужин, жара, комары, вода, буйная зелень берегов, убогие хибары, жмущиеся к воде... Каждый день путешествия был так же похож на другой, как крохотные поселки, у которых мы останавливались, приветствуя аборигенов басовитым ревом гудка. С плеском падали якоря, с грохотом бежали в воду якорные цепи, судно окружали лодки, нагруженные плодами манго, арбузами, кокосовыми орехами, туесками с терпким диким медом и густым домашним вареньем. Не торгуясь, мальчишки отдавали свой товар за бесценок, а потом, протягивая руки, просили хлеба.

На каждой стоянке, осведомившись у мальчишек насчет наличия или отсутствия в воде пираний, Итамар нырял с нижней палубы в реку и демонстрировал технику плавания выглядывавшей с верхней палубы Соне.

В Обидусе сошла Лурдес со своей кричащей Лаурой и невозмутимым супругом. В Оришими-не мы прощались с Матильдой, которая со всем своим выводком, с мешками, собачками и курами едва не перевернула утлую лодчонку.

Каждый раз, высадив пассажиров, «Лауро Содре» басовито

30