Вокруг света 1974-07, страница 37

ВЛАДИМИР ПРИБЫТКОВ

шш—| ет десять подряд мы Ш1 I ездили ранней весной на CJ—I тетеревиные тока за Клин, за Сестру-реку, под Кон-дырино. Это сейчас Сестру и Лутосню спрямили, а тогда они петляли низинками, сами отыскивали путь к Волге, весной выплескивались из берегов, подступали к дорогам и деревням, осаживали на разливы гусей, уток и куликов, а отбушевав, отпраздновав, смирялись и отстаивались до осени в бочагах и болотинах, на перекатах едва струились, но трава в поймах колыхалась непро-косная, ивняковые куны вздымались шатрами, а леса по окоему — от Борщева до Трехсвят-ского, от Трехсвятского до Доро-шева, от Дорошева аж на Рога-чев, — синели тучами. Птицы не занимать было...

От Клина до Слободы добирались стареньким автобусом, а потом пять километров пешком — где дорогой, где обочиной, а где лугом — до Крупени-на, до избы одинокой бабушки

3*

Анны. Для нас вздували самовар, доставали из-под пола соленые грибы и огурчики, варили картошку, а мы бабушке — кто платок, кто конфет московских с баранками, а кто и колоду карт: любила бабушка Анна, хоть и называла себя за это грешницей, перекинуться в «дурачка».

Крупенино стоит на пологом холме, на дороге из Слободы в Борки и Отеевку. Слобода на западе, Отеевка на востоке. На юге, в лугах — Сестра, на севере — грибные, ягодные Конаковские леса до самой Волги. Тока — на лесных полянах, а ближний — на кондыринских овсяниках. Надо выйти на крупенинские зады, миновать скотню, перебраться через безымянный ручей, текущий в Сестру из Егорьева озера, а там вдоль проселка, обочь рас-кисших полей до березового мыска между Кондырино и Варками. Овсяники обставлены березками, тетеркам удобно, вылетев из лесу, на березки садиться и

наблюдать турнир. А мы посреди размокших овсяников ставили шалаши.

Охоту тогда открывали пораньше, одиннадцатого или двенадцатого апреля. Навоз в эту пору вывезен и раскидан, а пахать еще нельзя — не просохло, и за деревнями ни души! Только ветер за деревнями и сверканье: сверкает влажный суглинок, сверкает летошняя стерня, сверкают дамасской синевой, отражая небо, осколки луж, сверкают мочажины, ручейки, болотца, мокрые жерди прясел, даже белесая трава на кочках луга — и та сверкает, намокнув, и в сверкающем мире этом барражируют чибисы, а высота вибрирует и гудит: пикируют незримые бекасы.

Перекусив с дороги, мы собирали ружья, наливали крепким чаем фляги, прихватывали топорики, — и за Кондырино, ладить шалаши.

Каждый раз приходилось нам перебираться через безымянный ручей. Совались в ледяную воду то здесь, то там, переход отыскивали не враз. Ручей сам по себе не велик: спадет полая вода — где хочешь перепрыгнуть можно, а весной — шалишь, с ручьем шутки плохи: затопил низинку, напоил ее, ступишь — нет, назад: засасывает, сапог оставишь!

35