Вокруг света 1974-08, страница 62

рили Мэн Ла. Он присел у высокого кедра и незаметно для себя задремал. Его разбудил резкий, пронзительный крик. Мэн Ла, вскочив, тревожно осмотрелся. На соседнем дереве маленькая обезьянка, прыгая с ветки на ветку, неистово кричала. Мимо Мэн Ла пронеслась лань. Мэн Ла выхватил меч. Из чащи донеслось громоподобное рычание и треск сучьев, ломавшихся под тяжестью невидимого еще зверя.

Мэн Ла встал за толстый ствол кедра и замер. Неожиданно затихла обезьянка. Мэн Ла поднял голову. Нет, . обезьянка не умчалась по верхушкам деревьев, она осталась на ветке и тоже замерла.

На тропу, ломая кусты, огромными прыжками выскочил Белый Тигр. Мэн Ла показалось, что размером он почти со слона. Огромные красные глаза сверкали яростью, из полуоткрытой пасти падали хлопья пены. Тигр остановился, потряс головой и стал медленно озираться. Он что-то чуял, но не видел. Медленно, мягко ступая массивными лапами, тигр подбирался к кедру, за которым притаился Мэн Ла. Юноша почувствовал дыхание зверя и, преодолев оцепенение, выскочил перед самой его мордой. От неожиданности тигр присел на задние лапы, и Мэн Ла опустил меч на голову хищника. Тигр взревел, мощный удар лапы выбил меч из рук юноши. Мэн Ла снова укрылся за деревом. Кровь из раны заливала глаза тигру* он в ярости кидался на кедр, бил хвостом. У дяньского смельчака в руках, остался только кинжал, а кедр был ненадежной защитой — уже дважды тигр» изловчившись, зацепил юношу лапой. И когда тигр вновь занес лапу, юноша ударил по ней кинжалом. Зверь отскочил. Мэн Ла выскочил из-за дерева и вновь взмахнул кинжалом. Но тигр опередил воина... Еще мгновение — и все было бы кончено. И вдруг тигр повернул голову. Не раздумывая, Мэн Ла всадил кинжал в его шею. Раздался сдавленный хрип, хлынула фонтаном кровь, и зверь затих... И только тогда Мэн Ла увидел, что в хвост тигра вцепилась та самая обезьянка.

...Никто не знал, как проведали циньцы о случившемся, но уже через два дня после смерти тигра они стали возвращаться в свои селения, и их старейшины приходили к шатру Мэн Ла со словами благодарности и с подношением подарков. Через шесть дней прибыло посольство от циньского вана. Пятьсот циньских воинов расположились в некотором отдалении от шатра Мэн Ла. Триста дяньцев стояли полукругом, держа под уздцы оседланных лошадей. Мэн Ла вышел в парадной одежде, опоясанный мечом в золотых ножнах; на его плечах висела шкура убитого Белого Тигра.

— Победитель Тигра, — начал один из посланников по-дяньски, — владыка Поднебесной, великий правитель Цинь готов был выполнить свое обещание, если бы дело оказалось столь трудным, как ему говорили. Мера добра должна соответствовать мере сделанного. Для вас, его подданных (на этих словах рука Мэн Ла невольно потянулась к мечу, но юноша сдержался и продолжал спокойно слушать), дело было простым и легким. Отдать за него десять тысяч семей, золото и обещание мира было бы чрезмерной платой. Владыка Поднебесной, великий правитель Цинь приносит царственную благодарность, золотые изделия и обещание освободить твоих людей, победитель Тигра, от повинностей, участки в сотню локтей не облагать податью и признавать ваши обычаи. Такова воля владыки Поднебесной, и ты, его подданный, должен благодарить за добро и ласку...

Сказав это, посол отошел к своим воинам. Не сдержавшись, Мэн Ла выхватил самострел из рук телохранителя. Циньские послы в страхе закрыли лица широкими рукавами халатов. Тогда Мэн Ла посмотрел вокруг, поднял глаза к небу, увидел парящего коршуна, прицелился и спустил тетиву. Коршун рухнул с высоты. Мэн Ла вернул самострел, сделал знак воинам, которые мгновенно оказались в седлах, и сказал по-циньски:

— Есть у нашего народа, что простер свои владенья до Небесных гор, до бурных вод реки Длинной, обычай отвечать на дружбу дружбой, приходить в беде на помощь, если кто-нибудь о том попросит. Не нашу землю, а землю Цинь разорял Белый Тигр, не мы сами пришли сюда, нас позвал ваш правитель, присвоивший имя владыки Поднебесной и считающий всех живущих во вселенной своими подданными. У нашего народа нет другого владыки, кроме моего отца — Великого вождя и правителя Дянь. У нас говорят, что гнев плохой советчик, но ты, презренный раб своего господина (Мэн Ла указал на циньского посла, говорившего по-дяньски), посмел разговаривать с нами так, как у нас говорят с невольниками. Так передай вашему правителю, что каждый из наших воинов пускает в цель одну стрелу, как пустил я в коршуна. Нас не страшит ваша сила. Если бы я захотел, мои воины увели бы с собой дважды десять тысяч семей, и жалкие воины Цинь, трусливо спрятавшиеся при появлении Тигра, не смогли бы помешать нам. Но я не буду делать этого. Пусть примет ваш правитель коршуна и мою стрелу и пусть помнит, что наш народ умеет постоять за себя, и теперь знает, что правитель Цинь подобен переменчивому ветру.

Мэн Ла резко повернулся и ушел в шатер.

Дяньские караулы не смыкали глаз всю ночь и внимательно наблюдали за циньским лагерем. Ночь прошла спокойно. С рассветом большая толпа крестьян из окрестных селений подошла к холму, где стоял шатер дяньского предводителя, и остановилась в торжественном молчании. Из толпы вышли три старца. Они направились к Мэн Ла, появившемуся у шатра. В их руках была длинная тяжелая полоса, ярко блестевшая на солнце. Старцы подошли к юноше и, поклонившись, протянули кожаный пояс, отделанный золотыми бляшками. Они поднесли дар победителю Тигра от земледельцев, и его с благодарностью приняло сердце Мэн Ла.

МАСТЕР

Вести о победе над Белым Тигром опередили возращающихся воинов. И А Хоу решил запечат-" леть в бронзе это событие. Создать такую скульптуру» чтобы потомки, глядя на нее, услышали рев тигра и треск ломающихся сучьев, почувствовали боль в умирающем теле зверя, пережили вместе с обезьянкой-спасительницей великий миг преодоления страха, ощутили вместе с Мэн Ла чувство победы... Такой скульптуры из бронзы не создавал еще ни один из дяньских мастеров.

От века к веку, часто от отца к сыну передавался опыт бронзового литья, в котором повторялись прошлые образцы. Редко, очень редко мастера озаряло вдохновение, и он, изготовляя глиняную форму, неожиданно менял очертания рукояти или клинка меча. Такое необычное оружие становилось, как правило, собственностью правителя, и он требовал разбить модель. Вдохновение покидало мастера, и он вновь бесстрастно наблюдал, как в привычные формы тек металл. Получалось добротное

60