Вокруг света 1974-08, страница 77

ВЕСНА

При часа тряслись мы в «газике» по кочкам солончаковой степи, добираясь к кордону егеря Ивана Обмока, который уже долгие годы стережет покой заповедных островов.

Жмурясь от полуденного солнца, смотрю на залив. Миражем колышется вдали темный клочок суши. Над ним призрачное белое облако, птицы. Орнитолог Татьяна Борисовна Ардомацкая спешит на острова искать черноголовую чайку. Чайка прилетела, ее видел егерь на острове Орлов, чаек была тьма, но вдруг птицы исчезли...

У руля Иван Обмок. Загорелый, босой, в выцветшей ковбойке. Егерь правит баркас к острову. Залив неглубок, сквозь прозрачную воду видно зеленое дно. В густых водорослях мечутся юркие бычки, зарываясь в ил. Будто в космической невесомости, колеблется в толще воды морское вы-сокотравье — излюбленная пища уток.

К острову подходим с севера. Живая белизна покрывает все: воду, берег, небо. Это громадная колония морского голубка — разновидности чайки. Иван глушит мотор — водопад птичьих голосов обрушивается на нас...

Татьяна Борисовна просматривает в бинокль каждую пядь острова. Черноголовой не видно. Кто же мог спугнуть птицу? Ведь у нее характер особый —

стоит в колонии появиться постороннему, как она клювом разбивает снесенные яйца и улетает прочь. Эту птицу очень любят хлеборобы. Лет пятнадцать назад один здешний орнитолог подсчитал, что черноголовые чайки заповедника поедали ежедневно на окрестных полях двенадцать тонн насекомых. За лето — почти тысячу пятьсот тонн...

Решаем идти к острову Бабин. Он по соседству, и, когда на горизонте появляется его силуэт, мы, не сговариваясь, направляем туда бинокли.

— Есть! Есть! — восклицает егерь. — Вижу черноголовых!

Я удивленно смотрю на егеря: он без бинокля. Позже мы узнали, почему переселились чайки: над островом Орлов низко пролетел случайный самолет...

И вот я на острове Орлов. Сбрасываю красную рубашку — яркое пятно может спугнуть птицу. Иван протягивает брезентовую куртку и сапоги. «Змеи есть», — говорит он.

На острове я и птицы. Они стаями взмывают в небо, камнем падают в воду, ныряют, сидят на яйцах, кормят птенцов... Как ни осторожно я ступал, каждый мой шаг заставлял кого-нибудь взлетать. Я уходил вперед, и птица возвращалась. Каждая чайка помнит свое место, знает, где лежат яйца или птенцы.

Крадучись, двигаюсь вдоль пес-

ЧЕЛОВЕК И ПРИРОДА

чаного берега. Нещадно палит солнце, одежда промокла от пота, липнет к телу. Назойливая мошкара кусает лицо, руки. Под ногами что-то скользнуло — гадюка... Невольно вскрикнул, и в тот же миг взлетела стая чаек. Птичий хор становится оглушительным. Нагретый солнцем воздух гудит от тысячи крыльев.

ОСЕНЬ

Берег Тендровского залива, что все лето виделся мне далеким, призрачным, вдруг прояснился, и я отчетливо разглядел дощатый причал, смоленую лодку, брошенные на песок весла, железную бочку, а немного дальше и дом егеря Ивана Обмока.

Осенью не кричат в небе чайки, они улетели. Изредка проносятся последние ласточки. По мелководью, не опасаясь присутствия человека, бродит одинокая цапля. Степь, выжженная летним солнцем, дышит горьким ароматом сухих трав.

И вот я увидел то, ради чего приехал сюда снова: по ультрамариновой глади залива плыли белые лебеди.

Я сделал неосторожное движение, приподнялся с нагретых солнцем досок причала. Стая взлетела, устремилась к острову, и от взма-