Вокруг света 1974-09, страница 38дороге отберет все до пенни. Сын в это время подошел к двери. Он услышал, какой план предложил фермер, и стал подпрыгивать в восторге, когда представил себе поездку в машине с молоком, а потом на поезде — это так-здорово! Матан поднялся, не меняя напряженной позы, попрощался с белыми и вышел, положив одну руку на плечо сына, а в другой нес ветку, с которой не расставался с тех пор, как покинул свой дом. — Ну что ты будешь с ним делать... Господи, какой бред! — проговорила жена фермера. — Знаешь, меня всегда охватывает какое-то странное чувство у могилы Макофина, — сказал ее муж. — Я вспоминаю, как его хоронили. Зашили в скрюченном виде в одеяло, положили ему еду в горшки, нобкерри и ассегай. Макофин был воин хоть куда, они живого боялись его как огня, а мертвого и того пуще. Рабочие будут .рады, если Матан заберет дух старика домой. Они тоже не любят эту могилу в лесу. — Он выглядит таким больным, — сказала жена. — Свирепый и какой-то измученный, правда? Будто загнанный конь. Фермер только глянул на нее и пожал плечами. Его способ общения с зулусами состоял в том, чтобы не сталкиваться с ними лбами там, где можно не сталкиваться, и не затыкать им глотку, когда они кричат. «Зря она задала Маггану этот вопрос», — подумал он. Матан шел впотьмах от дома белых,' и рука его все еще лежала на плече сына. Луна то пряталась, то выглядывала из-за туч, дул холодный и сырой ветер. Проходя мимо открытого сарая, он заглянул в него и увидел телегу-фургон. На ферме уже были в ходу тракторы и автомобили, но старый треккерский фургон оставался; он врос в землю мощными, окованными железом обода-ми и снова готов был выкатиться и совершить свой фатальный путь. «Нечистая сила»... Зулус миновал сарай, с ужасом заглядывая в мрачный его зев, и ничего не произнес, только прислушался к болтовне сына, который рассказывал что-то о вкусной еде, какую ему дали на кухне. У бараков Матан присел к людям, сгрудившимся вокруг костра. С его появлением они приумолкли. Предложили ему еды и сами продолжали есть, окуная чистые пальцы в черные чугунные горшки — они были похожи на нахохлившихся при появлении коршуна петушков. Мальчик, ни чего не подозревая, подсел к горшку и начал жадно вылавливать горячие и дымящиеся зерна кукурузы, куски картофеля и сладкой тыквы. Матан ничего не ел и ничего не говорил. Он присел на отполированный чурбак и наклонился к прыгающим языкам пламени. Он старался поглубже запрятать оливковую ветвь, зарыть ее в складках шинели. Потом распахнул шинель и подставил костистую грудь теплу костра. С шеи на черной бечевке свешивался амулет из звериной кожи, а в мочке уха в виде серьги торчал талисман: рожок маленькой антилопы. Его отталкивающее, изборожденное глубокими морщинами лицо блестело, , как кусок отполированного дерева. Некоторые из едоков вставали и уходили, и он бросал им вслед из-под тяжело нависших бровей дикие и отчаянные взгляды. Он подождал еще немного, оттягивая момент, когда нужно идти в ночной лес, и поглядывая на сына, который был еще весь во власти горшка с едой. Когда мальчик, неспособный проглотить больше ни кусочка, отвалился от горшка с натянутым, как барабан, животом, Матан отрывисто приказал ему идти спать к мальчикам. Малышу бросили несколько чистых мешков из-под зерна, из которых он сделал себе постель на глиняном полу, и потом завернулся, подобно маленькой мумии, с головы до ног в одеяло. Подавив вздох, Матан встал и плотно застегнул шинель на все пуговицы. Вооружился нобкерри и палкой. Остальные притворились, что не видят, как он уходит. Дальними тропинками прошел он через поля кукурузы, молодой кормовой капусты и турнепса. Ближе к лесу плато переходило в низменность. Луна светила слабо, и среди деревьев тьма стала такой густой, что, казалось, через нее нужно пробиваться. Часто он терял тропу, И приходилось искать ее ощупью, натыкаясь на корни деревьев и чувствуя, как вокруг шеи обвиваются ползучие растения. Он знал, где находится могила, и чем ближе к ней, тем медленнее становился его шаг. Он напрягал глаза!, надеясь уловить какие-либо отблески света. Слабый шорох пробежал *по верхушкам деревьев, он ощутил холод на лице и понял, что начался дождь. Большие капли разбрызгивались о его голову и сползали на шею. Когда он очутился у могилы, то. тьма вокруг него как бы раздвинулась. Он сунул оливковую ветвь и палки, под мышку и не без труда — руки дрожали — зажег спичку. В один миг пламя отодвинуло тени в глубь леса, и осветило пирамидку из камней и земли, под которой был похоронен отец. Прежде чем спичка потухла, он разглядел зеленый мох и траву на могильном холме и длинные бороды лишайника, свисающие с деревьев; кольцо камней, окружавших основание холма, уже вросло наполовину в зеленую могилу. Сырое, безотрадное и безмолвное место, и дух любого зарытого здесь, под корнями этих деревьев, человека будет чувствовать себя ужасно и корчиться от удушья. Но правильно ли он поступает? Снова это началось... У отцовской могилы сомнение само пришло к нему и холодным обручем сжало лоб и виски. Он постоял некоторое время... Не надо думать об этом. Он должен поступить так, как сказал колдун, в точности как он велел, это последняя надежда,. Что ему еще остается делать? К нему снова вернется здоровье, скот опять заполнит его крааль, а его* сын, как молодой кукурузный стебель, будет тянуться к солнцу. А если белые правы?.. Могут быть две правды? Он попытался освободиться от когтей темноты — выпрямил спину и поднял голову. — Отец, я здесь, — произнес он. Дышать сразу стало спокойнее, и он начал готовиться к щечному бдению. Продвинулся вперед, сандалией нащупывая могильный камень, потом зажег еще спичку и, неся ее в согнутой ладони, добрался до ближайшего дерева^. Здесь он уселся, при-склонившись к мшистым корням, укрыл колени шинелью и взял в руку оливковую ветвь. Вздохнул и что-то пробормотал. Он почувствовал бы себя намного лучше, если бы кто-нибудь разделил с ним это ночное дежурство: хоть карликовая антилопа или буйвол, или хотя бы заяц. Но это было одинокое место с нехоженой тропой. Домашний скот, как правило, его обходил, а ночью пугливые обитатели деревьев стрелой летели отсюда, напуганные кашлем леопарда. А он не возражал бы сейчас и против леопарда. Кажется, потеплело. Облака раздвинулись, и сквозь кроны деревьев на поляну просочился лунный свет Теперь можно было различить очертания могильного холма, а за ним черноту ночи прочерчивали бледные по |