Вокруг света 1974-09, страница 41

ника, лишь поднимал в молчаливом приветствии свободную руку.

— Отец не может разговаривать, — пояснял мальчик, и они спешили дальше.

Несколько раз они останавливались у реки попить и ополоснуть лицо, потом вброд перешли на другой берег через лениво катящую свои воды Сулузи, Наконец подошли к дому — двум тростниковым хижин ам-ульям, стоявшим у подножия холма. Старуха, родственница Матана, перестала шелушить кукурузные початки и принесла им воды ь ка-лебасе.

Она смотрела на Матана с большой тревогой, она увидела, что он изменился к худшему, и постаралась отвести взгляд в сторону и ничего не произнести, кроме слов приветствия. А он оставил мальчика с ней, зашел в хижину и из потемневшей тростниковой кровли, вытащил длинный ассагай. Оливкбвую ветку он отнес за хижину и вновь вышел под лучи полуденного солнца — теперь вместе со своими палками он нес и ассагай. Он перешел вброд Сулузи и остановился на берегу, чтобы отполировать острие копья мелким песком и снять пемзой ржавчину. Потом обмыл ассагай проточной водой и вытер сверкающий наконечник рукавом. Носить такое опасное оружие запрещалось, но теперь его это мало беспокоило.

Он быстрым шагом пересек буш и еще до захода солнца очутился перед богатым краалем — мальчишки загоняли в него на ночь многочисленных коров и коз. Хижины в краале были построены из камня, крыша из толстого тростника покоилась на прочных столбах и подпорках, были увенчаны черепами и рогами животных, а также надутыми желчными пузырями. Только одна хижина выглядела по-бедняцки — целиком тростниковая, обветшалая и источенная непогодой, она как бы с насмешливым смирением поглядывала на остальные постройки. Именно здесь Матана ждал исаншма.

— Ты открыл свой рот. Ты заговорил! — без церемоний набросился колдун на Матана.

— Я сказал слово, ну и что?

— Ты забыл, что я тебе велел?

— Я все помню., — Матан со свирепым видом повернулся к нему.

— Почему ты пришел сюда с оружием?

— Я пришел услышать, что ты скажешь. Я хочу знать, возвратился ли домой мой отец? Я хочу

знать, будем ли мы теперь жить спокойно, я и мой сын?

— Как я могу тебе это обещать — ты нарушил заповеди духов!

— Я отдал свою последнюю ко рову, чтобы ты это сделал, и ты это сделаешь, сын Нокомфелы!

— Ты пришел угрожать мне? Мне, который может уничтожить тебя одним мизинцем?

— Я пришел за ответом. Ты пойдешь сейчас со мной хоронить дух моего отца. Могила уже готова... И если ты не докажешь, что он вернулся на родину, то клянусь, злодей, я похороню тебя вместо нею.

(Он выразительно приложил ладонь к сверкающему лезвию копья и, пригнувшись у низкой двери, выскочил из хижины. "

Гуськом они вышли на тропу через буш. Исангома шел впереди — худощавый старик в шапке из обезьяньего меха^ он нес в руке тонкую потемневшую палочку. Смеркалось.

Могила быэта в пещере у реки, над ней поднималось зловещее, с бледно-серым стволом хинное дерево. Матан сам выкопал ее, прежде чем отправиться за духом отца. Он принес ветку оливы, несколько горшков с пивом и кукурузными зернами и привел на ремешке козу на заклание. Нача^ с того, что перерезал козе горло ассагаем и выпотрошил ее. Потом зажег спичку, при свете которой колдун осмотрел внутренности и вырезал желчный пузырь. Спичка затухла, И теперь с ясного черного неба светила луна. В лунном свете Матан спустился в могилу и аккуратно поставил горшки с едой и пивом. Когда поднялся во весь рост, увидел, что колдун уже набрал хворосту и зажег небольшой костер, потом высыпал в огонь из рога какой-то порошок — пламя зашипело, и кверху поднялся густой едкий дым. Матан натужно закашлялся.

— Оставь и свое оружие в могиле! — сказал колдун. Но Матан еще сильнее прижал к себе мерцающее при лунном свете, измазанное кровью копье и. начал медленно выбираться из могилы. Он совсем обессилел, тело его плохо слушалось, и он с трудом сохранял равновесие. Лихорадка буйствовала в жилах, и в голове звенело. Но, вот он уже вылез совсем и очутился лицом к лицу с исангомой.

— Дух моего отца вернулся из долгого путешествия? — требовательно спросил он.

— Да, вернулся.

— Ты лгал мне и тогда. Слова вырвались из моего рта, а ты все

равно говоришь, что дух здесь. Так или иначе, а ты все равно лжешь.

— Духу было слишком далеко самому лететь сюда*, и поэтому он часть пути — только часть — шел с тобой пешком. Теперь он здесь, и он доволен.

— Еще одна ложь. Я не слышал его голоса.

— Ты уже не можешь слышать и видеть, потому что твоя жизнь идет к концу. Сын Макофина, ты умираешь...

— Вот это, последнее, правда, — медленно и с горечью сказал Матан, опираясь на древко ассагая. — Я сам чувствую это... Я недолго протяну.

— Ты отдал жизнь своему отцу и своему сыну.

— Тогда давай умирать вместе! — вскрикнул Матан и стремительно завертел ассагай в своей тощей, но сильной руке. Колдун завопил, отступая в испуге...

Когда взошло солнце, сын пошел искать отца и нашел его лежащим спокойно, с умиротворенным лицом у хинного, дерева — ногами к открытой могиле. В комель ствола, на несколько дюймов вглубь, был воткнут острый ассагай.

— Что с тобой, отец? — спросил мальчик с бьющимся сердцем.

Матан поднял вверх глазё, взгляд его потеплел.

— Мне уже лучше. А где тот, сын Нокомфелы?

— Его здесь нет.

— Посмотри лучше — он лежит, пронзенный моим копьем.

— Нет, его здесь не видно.

— А где копье?

— Оно торчит в дереве.

Матан поднял еще выше горящие глаза и увидел рукоятку и часть лезвия своего ассагая над собой, в стволе. Он вздохнул как будто с облегчением.

— Когда ты подрастешь, — он говорил уже с трудом, — вернись туда, где жили твои отцы, и живи там с миром. Пусть меня похоронят в могиле, которую я приготовил для Макофина. Мы с тобой теперь дома. Когда-нибудь у тебя будет опять скот... И будут дети: мальчики и девочки.. Я не смог тебе дать ничего.

Мальчик развязал узелок в фуфайке и достал монету:

— Как ничего? Смотри, у меня есть шесть пейсов. Я вырасту большим, буду носить ботинки и работать на электростанции.

Перевел с английского Г. ГОЛОВНЕВ

39