Вокруг света 1974-11, страница 6

ся — возьми контрольные 126 и 127 пикетов, получается большое расхождение.

Достаточно было пробыть в лагере несколько часов, чтобы понять причину общего напряжения: вездеход, затонувший вездеход. Трассировщики должны были в двадцати километрах от основного разбить промежуточный лагерь, с тем чтобы начать пробивать трассу дальше на восток. На пятнадцатом километре пути оказался заросший высокой травой проран с мшистыми кочками. Вмиг машина начала погружаться в воду. Успели только выскочить и спасти приборы и рацию...

Лейкин был молчаливее остальных. ребят, и все понимали, что он чувствует свою вину за утонувший вездеход. Для изыскателей потеря вездехода — дело серьезное, без него по тайге много не пройдешь. А Владимир Семенович был руководителем трассировщиков в тот день, когда вездеход затонул в марях. В общем, вины ево и не было, но все понимают, как ему целегкв. Он тоже поглядывает на шестерку спасателей.

Таким н^е замкнутым я увидел Владимира в первый день своего приезда в партию.

Вертолет щел из поселка Тын-динский на северо-восток, за Становой хребет, с грузом для геологов, и пилот согласился подбросить меня в верховья реки Гилюй, в одну из ближайших изыскательских партий.

С воздуха лагерь изыскателей открылся неожиданно. Среди леса, на высоком берегу реки я „ вдруг увидел палатки с дымящимися трубами. Казалось, это се-, ло. Не хватало лишь церквушки. Пока мы кружили над рекой, из палаток вышли люди. Вертолет завис над квадратом, очерченным белыми стволами берез, но вдруг взмыл из-за встречного ветра и опустился на песчаной косе.

На берегу, у самой воды, стоял человек. Это и был Владимир Лейкин. Черная спецовка сидела на нем мешковато. Он смотрел на меня каким-то отсутствующим взглядом.

Нас разделял узкий приток реки.

— Александр Алексеевич в лагере?'— спросил я. В Тынде мне сказали, что Побожий на Гилюе.

— Нет, — ответил Владимир,— Побожий на трассе.

Откровенно говоря, я не без

волнения ждал встречи с начальником экспедиции Мосгипро-транса Побожим. Много слышал о нем, читал его статьи, очерки, книгу о его нелегких и счастливых изыскательских дорогах. Этот человек уже в тридцать третьем году начал изыскания трассы Байкало-Амурской магистрали. В те годы только намечалось общее направление магистрали от Тайшета до Советской Гавани на Тихом океане. Позже, во время войны, Александр Алексеевич пробивал трассу железной дороги Комсомольск-на-Амуре — Советская Гавань, которая станет теперь частью Байкало-Амурской магистрали. Почти повсюду на востоке страны, где строили железные дороги, знают и помнят Александра Побожия.

...Наш вездеход, набитый людьми, тронулся с места. Казалось, все почувствовали облегчение, но не успели мы проехать и пяти метров, как машина остановилась. Кто-то из ребят глянул за борт и с горькой иронией заметил:

— Выходите, наш броневичок разулся.

Больше всего ребята- переживали за шофера, который всякую неполадку относил на свой счет. На сей раз сломался гусеничный палец, и гусеница опала. Неожиданно подоШел Побожий. Это был человек крепкого, крестьянского телосложения, с крупными чертами лица, на котором Полевая работа оставила следы. Внимательный, изучающий собеседника взгляд и иронические морщинки в уголках глаз. Обращаясь к шоферу, он спокойно, но твердо сказал:

— Возьмите только трассировщиков.

Ребята выбрались из машины, забрали приборы и скрылись в лесу. Щофер и Петр принялись ремонтировать гусеницу.

Наконец вездеход двинулся в путь. Но вскоре за лагерем, в лесу, мы встретили ушедшую вперед группу. Ребята просто-напросто спрятались в тени деревьев, а теперь снова облепили вездеход, устраиваясь кто как. Начался перевал. Машина с трудом преодолевает крутой подъем, мотор работает на форсированных оборотах. Каждый раз, когда шофер переключает скорость, кажется, что мотор вот-вот заглохнет. Едва выехали из леса, каа нас обдало жарким воздухом, и за вездеходом пристроился жужжащий рой мошкары и

слепней. День обещал быть изнурительным: еще не было девяти часов, а на безоблачном небе солнце уже палило вовсю. Удивительно быстро в этих местах согреваются воздух и земля. Утром от холода не хочется носа высунуть из спального мешка, но не успеешь умыться ледяной водой в реке, как низкие тучи исчезают, небо становится глубоким и синим, а солнце — жарким.

Впереди открылось поле и за ним — хребты. По левому борту вездехода пошел темно-зеленый высокий лес, значит, недалеко и река. Действительно, вскоре сквозь деревья заблестел Гилюй. Лес стал темнее и гуще, подул св.ежий, прохладный ветер. Среди деревьев показались люди. Когда подъехали ближе, я узнал Всеволода Алексеевича — начальника гидрологической партии. Он со своими ребятами раньше всех уходил из лагеря и никогда не ждал вездехода. В эти дни они шли по Ги-люю, определяя горизонты реки, изучая ее режим, глубины и те места, где должны будут встать мостовые переходы.

ВездеГход остановился. Ребята повыскакивали из машины и направились к маленькой речушке. Ледяная вода приятно холодила ноги: сапоги быстро остывали. Подошел Всеволод Алексеевич и, протягивая руку, сказал:

— Снимаем продольный профиль притока Гилюя.

— Какого притока? — не понял я.

— Из которого вы только что пили воду. Удивлены? Этд сейчас он такой, а по весне, когда пойдет вода с хребтов, этот приток станет совсем другим. Отсюда до впадения в Гилюй всего один "километр. Представляете, что будет, когда горизонт Гилюя поднимется? Этот приток превратится в настоящую разбухшую горную речку. Вот мы и изучаем режим реки на пересечении с трассой...

Я вспомнил, что уже видел в этих местах дороги, взбиравшиеся на мосты. Но самое удивительное, что под мостами не было никаких речек. Оказывается, дело в том, что, когда настанет пора муссонных дождей, а они летом иногда идут месяцами, в пологих местах, в логах образуются десятки и сотни речушек.

Вскоре после встречи с гидрологами через поле к реке ушли геологи и геофизики.