Вокруг света 1975-06, страница 40выпускаем кирки и лопаты. Винтовки наполовину захоронены под пылью в палатках, а мы — всего-навсего дорожные рабочие, рубящие лес по прямой линии, чтобы проложить никому не нужную дорогу среди зарослей кустарника. Солнце сжигает все. Кустарник, который еще вчера утром был желтым, сегодня .высох и поседел — по нему прошлись лучи солнца. С одиннадцати утра до трех дня работать в лесной кузнице невозможно. Я долго искал хотя бы пятнышко тени и лег под дерево, под призрачный покров веток, напоминающих анатомическую схему истерзанных нервов. Пыль поднимается вверх, словно белая смерть, одевая стволы и замутняя сетки теней, вытканные широким потоком солнечных лучей. Воздух вибрирует от жары над бледным, негнущимся, омертвевшим кустарником. Ослабленные, худые, сонные от навалившейся на нас лихорадки, мы двигаемся в полуобмороке под непрерывное, как жизнь, жужжание. Лес полон стрекоз. Здесь разместилась их невидимая мастерская с миллионами колесиков, молоточков и гудков, и звуки ее оглу шают окрестности на многие километры. Мы всегда в центре этой знойной мучительной полифонии и ведем унылую жизнь, слова наши лишены смысла, мы часами глядим, как парят в бесцветном небе орлы, словно чучела птиц на огромной, оклеенной выцветшими обоями стене. Издали время от времени доносятся звуки канонады. 1 февраля. Зной полностью завладел нашими телами, и они стали похожи на эту безжизненную землю. Кажется, они тоже состоят из одной пыли и не способны к передвижению. Мы ощущаем нашу плоть лишь благодаря мучительной боли, которую причиняет каждая попытка снять с кожи потный след солнечных поцелуев. Приходишь в себя только к вечеру. День уходит под яркую вспышку красного заката. Надвигается ночь, требуя сна, но его нарушают многоголосые крики животных и насекомых: свист, треск, визг — вся гамма голосов, к которым не привыкли уши жителей пампы и сьерры. Ночь и день. Днем мы молчим, но по ночам я слышу голоса моих солдат. Среди них есть «ста рики», например, Николас Педра-са. Он из Валье-Гранде, в Чако с 1930 года и уже успел проложить дороги до Лоа, Боливара и Камачо. Он желт от лихорадки и сух, как тростник. — Говорят, парагвайцы пришли из Камачо по тропкам, — сказал потосиец Чакон. — Еще бы, воды-то там нет, — авторитетно заметил Педраса. — Парагвайцы ее всегда находят. Они знают лес лучше всех, — возразил грубый лапасец, остро-скулый и косоглазый Хосе Ирус-та, участник сражений в Юхре и Кабо-Кастильо. Тогда один из кочабамбинцев, ,которого все зовут Косни, возразил: — Говорят, говорят... А помните, мы нашли умершего от жажды солдата на Седьмом километре, в двух' шагах от родника? А, унтер? — Да, — подтвердил я. — А около Кампо мы видели, один отравился, нажравшись в лесу колючек. — От голода не умирают. Умирают от жажды. 10 ноября я видел на Седьмом, как наши сосали грязь. Слова уходят в пустоту, не оставив и следа. Они, как легкий ветерок, скользят над кустарником, даже не всколыхнув его. От нечего делать веду дневник. 6 февраля. Прошел дождь. Деревья снова помолодели. Мы на-. брали несколько банок воды, но хлеба и сахара Нет — грузовик, который должен был привезти провизию, завяз в грязи. 10 февраля. Нас перебросили на двадцать километров вперед. Дорога, которую мы пробивали, использована не будет. Начнем прокладывать новую. 18 февраля. Шофер в распахнутой рубахе привез плохую весть. — Источник пересох. Теперь будем возить воду из «Чины». 26 февраля. Вчера не было воды, Доставка осложнилась — слишком далеко приходится ездить. Вчера, после того как мы целый день рубили лес и ждали на дороге грузовик, последняя вспышка солнца — на этот раз розовая — окрасила землистые лица моих солдат. Напрасно пытались мы различить за пыльной завесой знакомый шум мотора. Грузовик пришел лишь сегодня утром, и вокруг бочки образовался лес рук, кувшинов и фляг, ко- Рис. И. ГОЛИЦЫНА 38 |