Вокруг света 1975-08, страница 47

верняка показались бы неотличимыми друг от друга. Право слово, даже самому удивительно, насколько мне они хорошо знакомы: вот этот, к примеру, сейчас застывший и черный, я помню ползущей змеей карминного цвета с серо-металлическим отливом шлаковой чешуи. Поток тащил облепленные огненной пастой громадные камни, напоминавшие своими круглыми спинами каких-то бесчувственных бегемотов. Иногда, попав в основное русло, они начинали под напором лавы выделывать презабавные кульбиты. Я даже узнаю места, откуда вырвались протуберанцы, узнаю верзилы-валуны по их базальтовым рылам, на которые обратил внимание, когда змея с шуршанием двигалась вперед, по одному ей ведомому маршруту...

Долины и холмы тянулись волнистой пастельной чередой до самого горизонта. Вдали весенняя яркая зелень уже покрывала вздымающиеся откосы склонов; такую зелень, одновременно нежную и насыщенную, можно видеть лишь на старинных витражах и картинах Кватроченто. Еще дальше можно было различить темно-изумрудную линию сосен, за ней — сероватые пятна селений и, наконец, ослепительно голубое море. Открывшаяся картина особенно приятна после того, как целую неделю на высоте 3000 метров я видел лишь черные скалы, серый пепел, дым и тусклое небо.

Скоро я добрался до снежных полей. Весь северный склон горы между 3000 и 2500 метров над уровнем моря был еще покрыт белой шубой. После странноватого удовольствия, которое я получил, взбираясь и лавируя по скалистому лавовому хаосу, с еще большим наслаждением я двинулся широким шагом по крепкому фирновому насту, сверкающему мириадами бликов под лучами солнца.

Далеко внизу замечаю ярко-зеленое ползущее пятнышко. Заинтересованный, спускаюсь к нему: да ведь это снежный плуг! Водитель не обращает на меня внимания, занятый своей машиной. Когда же, наконец, человек увидел меня, то застыл в изумлении: с этой стороны обычно никто не приходит. Я думал, что встречу молодого парня, из тех, что работают обычно на таких скл&нах; оказалось же, что это — старик крестьянин, худой, жилистый и явно бедный, проведший всю свою жизнь в тяжком труде, который так быстро старит...

— Вы, значит, оттуда... И как там, на другой стороне?

— Нормально, нормально. Снег уже сошел.

— Уже сошел? Им всегда везет, на той стороне...

Он выключает мотор, и сразу становится слышно, как поет ветер. Полдень. Он приглашает меня перекусить. Мы отыскиваем сухой камень побольше, вытаскиваем хлеб, нож, банку тунца, апельсины.

— Да, везет им там, на юге. Солнце топит снег на месяц раньше.

— Давно ведете расчистку?

— Дней десять будет.

Он показывает рукой на север. Три километра, не меньше, он уже очистил своим стальным плугом. Меж ровных отвалов чернеет голая земля, жадно греющаяся на весеннем солнце: кое-пгде уже проглядывают клочки альпийских лугов.

Мой новый приятель протягивает бутылку ви>на — старинную двухлитровую бутыль, которую выдувают ручным способом. Я делаю большой глоток, чтобы уважить собеседника. Бутылку он допьет потом сам, закусывая толстыми ломтями хлеба. А пока старик осторожно достает ножом из банки маленькие кусочки тунца и отправляет их в рот.

— Сейчас уже ничего, жить можно, — говорит он. — А недели три назад было плохо. Слишком холодно здесь, на вулкане...

Кстати, каково происхождение слова «вулкан»? Все словари, в том числе академический Литтре, полагают, что название идет от Вулкана, бога подземного огня. Так вот, похоже, это ошибка. Во всяком случае, один про-фессор-филолог сейчас утверждает, что в классической латыни данный термин не встречается и появляется лишь в конце XV — начале XVI века в отчетах иберийских мореплавателей. «Волкан», или «болкан» (в испанском «б» и «в» часто произносятся одинаково и взаимозаменяются), он же «булкан», или «букан», так называли рокочущие горы...

Перекусив, старик влез на свой гусеничный плуг, а я зашагал к широкой седловине, разделяющей крутые склоны северной Этны. Посреди этой впадины пролегает скалистый хребет, почти целиком погребенный под напластованиями пепла. Место называется Пицци Денери. Именно его мы облюбовали для постройки вулканологической станции: ее необходимо разместить на возвышении, дабы она избежала печальной судьбы своей предшественницы. К сожалению, с этой стороны Этны возле вершины нет паразитных конусов. Пицци Денери единственный выступ. Только на востоке взды

маются два конуса-близнеца, которые зовутся «Фрателли Пии» — «Любящие Братья». Если верить легенде, это —люди, превращенные в горы милостью Юпитера. Возможно, они и вправду являются свидетелями извержения, описанного безымянным поэтом, современником Вергилия:

«Давным-давно случилось так, что пещеры Этны изрыгнули огонь, — писал поэт, — и гора вся обратилась в пламя, а ее котлы неистово клокотали. Громадные жгучие волны понеслись вниз. Загорелись поля, жнивье, и вместе с урожаем горели землепашцы, пылали леса и холмы; огонь хватал все перед собой. Каждый брал добро, которое мог унести, и бежал прочь. А тех, кто мешкал, огонь пожирал. , Когда раздался треск в соседнем доме. Амфион и его брат Ана-фий заметили, что их отец и мать в преклонные лета свои, увы, не в силах спастись бегством и пали на пороге. Братья подняли их на плечи и заторопились сквозь пламя. И пламя застыдилось и не тронуло любящих юношей, а пропустило их и угасало там, куда они ступали. Справа и слева бушевал всепожирающий огонь, но оба брата благополучно прошли сквозь него и донесли до безопасного места свои драгоценные ноши.

Столь благочестивые юноши провели потом свою жизнь в спокойствии и добре, а у Плутона их ждало почетное место...»

Два тысячелетия лавы обходят эти две особняком стоящие горы, словно желая сохранить память о «Фрателли Пии» — «Любящих Братьях». К сожалению, они слишком далеки от центрального кратера, чтобы строить на них научный наблюдательный пункт. Да и не будет ли это святотатством?

Я остался один. Неважно, что эти места я знаю как свои пять пальцев. Погода здесь может перемениться в любую секунду. И одиночество сразу станет опасным. Два года назад я заблудился в тумане в каких-нибудь десяти минутах ходьбы от нашего убежища. Я знал на этой дороге каждую выбоину, но все вдруг стало неузнаваемым в сплошной полупрозрачной сфере, в которой я очутился, когда туман накрыл меня, словно сачком. К тому же близился вечер.

Тумана здесь следует опасаться пуще всего: склоны на Этне довольно однообразны, так что заметить направление среди одинаковых скал и лавовых нагромождений очень трудно. А стоит заторопиться выйти из тумана и отклониться от узкой тропы Пьяно дель Лаго — после извержения 1971 года она сузилась всего до нескольких метров, — как попадаешь во враждебную пустыню, отделяющую вершину от обитаемого пояса. Пустыня эта тянется на пятнадцать километров, но каких километров!

Я знаю троих, с которыми

45