Вокруг света 1975-08, страница 57

пятил чаи, ни холода снега, ни жара горелки — не почувствовал. Руки опухли, стали чужими...

- Ты брось эти шуточки, к черту, выругался Яак утром, когда увидел на себе пуховку Энна. Потом молча побросал в рюкзак стальные крючья, и, отказавшись от «лишней» порции колбасы, стал откапываться из-под снега.

Белая мгла усыпляла Энна. И тогда он слышал голоса, звучные и близкие. Много разных голосов, которые звали его к себе. Энн вздрагивал и просыпался.

— Ты слышал? Нас зовут.

Значит, тебе веселей, — угрюмо ответил Яак и опять начал долбить ступени во льду.

Энн крепко сжал веревку тисками пальцев. Теперь все дни слились для него в один бесконеч

ный день, отмеряемый стуками ледоруба и шагами спуска. Энн не помнил, как и когда прошли они ледовый нож -- самый сложный участок маршрута, как блуждали по растерзанному трещинами телу верхнего ледопада Но зато отчетливо запомнилось ему, что промороженная веревка стояла колом, не гнулась, и крючья так крепко вмерзли в лед, что их невозможно было выбить. Он мучительно долго расшатывал их и думал: «Молодчина Яак. Вот это страховка! Откуда у тебя столько сил, ведь ночью ты умирал».

Яак грел крюк под пуховкой, на животе, чтобы он лучше вошел в лед, потом пристегивал к нему карабин, пропуская через него веревку, проверяя ее натяжение. «Вот так очкарик. Держит на

мертво, хотя и спит. Щуплый, на юнца похож, а держит цепко».

Он упорно пытался вспомнить, сколько страшных ночей они вдвоем скоротали на стене. Кажется, три... Значит. сегодня истек день контрольного срока их возвращения в лагерь. II тогда он последний раз разложил при

Юго-восточное ребро пика Ленина, по которому поднимались и спускались эстонские альпинисты.