Вокруг света 1976-03, страница 4гостем его был бригадир с соседнего сейнера, потомственный рыбак Говорили они на равных, хотя Володя был много моложе. Однако каждый из них бывал в Переплетах, знал коварство течений, внезапную силу штормов и, конечно, повадки различной рыбы. Получилось, что разговор зашел о том, какую рыбу следует больше всего уважать. Честно говоря, виноват в этом был я — поторопился сказать, что царем, конечно же, надо считать осетра. Не зря же в незапамятные времена изображение его головы чеканили на монетах вместе с профилями римских императоров и скифских царей. Такие монеты не раз находили во время раскопок древних курганов Северного Причерноморья. — Все это так, — почесав в затылке, сказал бригадир, — но я лично больше всего уважаю барабульку, султанку, как ее еще называют. Во всех видах хороша! Володя согласился, что султанка и впрямь рыба хорошая, «Но, — сказал он, — ни на какую другую я не променяю кефаль. Сильная рыба, — с уважением протянул Ефименко. (Сам он был весом более ста килограммов и обычно швартующийся сейнер без труда подтягивал к причалу одной рукой.) — Когда ее сетью оцепляют, она, пытаясь уйти, выпрыгивает из воды с такой силой, что может сшибить стоящего в лодке человека. А по вкусу я ее ни с какой красной не сравню...» В конце концов оба рыбака сошлись на том, что, если бы теперь решили чеканить изображения рыбы на монетах, то лучше хамсы, пожалуй, ничего и не придумаешь Небольшая рыбка, ежегодно размножающаяся в водах Азовского моря, кормит сегодня множество людей, Каждый год ее ловят, по полтора миллиона центнеров за иную путину берут, и запасы ее не оскудевают.... Вот сейчас собираются добыть около восьмисот тысяч центнеров; не будет хамсы, не будет и путины, И, помянув рыбку еще раз добрым словом, рыбаки разошлись спать, собираясь отчалить в четыре тридцать. С утра погода была ветреной и хмурой. Серые облака закрыли небо сплошной пеленой. Море свинцово поблескивало, готовое разразиться штормом. Якушев, один из трех летчиков-наблюдателей, взлетал первым. «Морава», на которой он работал с пилотом Славой Герасимовым, улетала в восемь утра. С интервалом в два и пять часов должны были подняться и остальные наблюдатели, чтобы все светлое время наводить рыбаков на стаи хамсы. В Азовское море хамса заходит весной. Здесь, в быстро прогреваемых водах, славящихся обильными кормами, рыбка нерестится, выводит молодь, растет, нагуливает жирок. Но, как только холодные циклоны приходят на берега Приазовья и температура воды понижается, группируется в стаи и косяками идет в Черное море узким Керченским проливом. На подходе к проливу рыбу начинают ловить. Берут же ее в основном тогда, когда, пройдя пролив, хамса задерживается в его устье, привыкая к более соленой воде Черного моря. Тут и начинается самая путина. Со всех концов сплываются к Керчи суда рыбаков. В бухте в эти дни столпотворение. Одни суда торопятся сдать рыбу, другие, облегченные, выходят в море. Усиленные динамиками голоса диспетчеров постоянно уговаривают кого-то покинуть пирс, освободить место для подходящих флотилий. В гостинице и на улице видны группы рыбаков, звучит русская, грузинская и украинская речь, В смысл разговоров можно не вслушиваться, не ошибешься — всюду говорят только о путине, о том, кто, когда и сколько взял, где следует искать косяки завтра. Горожане несут в авоськах небольшие кадушки, на базаре торгуют свежей хамсичкой, из которой делают «тушенку», необычное блюдо с вкусной приправой. Кажется, весь город в эти дни живет только путиной, хотя у керченцев на самом деле немало других забот. Едва мы взлетели, как Якушев, сидящий позади пилота, включил рацию. В наушниках, в очках, с зажатым в руке микрофоном, он напомнил мне учителя географии. Заметив внимание в моем взгляде, Якушев сказал, что одиннадцать лет он отлетал только с дядей нашего молодого пилота Славы, а всего он работает на наводке вот уже двадцать лет.. Как только Якушев вышел в эфир, в наушниках засвистело и захрипело, Басистые просоленные голоса наперебой стали вызывать его, мало заботясь о соблюдении очереди, Суда стояли где-то неподалеку, передатчики их работали на полную мощность, звуки давили на перепонки и даже, казалось проникали глубоко в мозг, В этом хаосе отчетливо было лишь одно — все хотели знать, где рыба и как побыстрее выйти на косяк. Издали рыбацкая колонна напоминала большую стаю водомерок По весне эти насекомые в великом множестве собираются в укромном заливе, скользят по воде, и сосчитать их невозможно. Так было и здесь, Дойдя до восьмидесяти, я сбился, решив, что оставшаяся часть примерно равна первой. Выходило, что около двухсот судов собралось здесь, но Якушев сказал, что порой собирается до трехсот и тогда бывает повеселее. Привычно наводя порядок в эфире, он все это время вел переговоры, выясняя обстановку. По мере того как мы приближались, легкие ажурные сейнеры все более грузнели, приобретали земную реальность. Стали видны их ржавые борта, увешанные автомобильными покрышками, суетящиеся люди на корме и вдоль бортов, Большинство сейнеров было в замете. Одни вытягивали коричневые сети-кошельки, другие рыскали между счастливчиков, волоча белые шлейфы бурунов, третьи переваливали рыбу в трюмы приемных судов. Закладывая виражи, самолет трижды прошелся над колонной. За это время Якушев успел навести несколько судов на косяки, но вскоре объявил, что уходит в другое место. Там, где стояла колонна, искать рыбу было уже бесполезно, Обычно косяки хамсы, выйдя из пролива, поворачивают на восток и идут к берегам Кавказа вслед за теплой водой, В этом же году рыба ринулась в сторону крымских берегов. «Это временное явление», — сказал Якушев и велел лететь привычным маршрутом к Соленым озерам, в район банки Магдалины. Самолет быстро перемахнул на другую сторону пролива. Недолго покружив, мы и впрямь отыскали здесь рыбу. Правда, сам я ее не видел, «Да вот же она, вот, — нетерпеливо говорил наблюдатель. — Видишь красноватую полосу?» Но я напрасно напрягал зрение. Я даже засомневался, не стал ли дальтоником, и внимательно посмотрел на кол пачок авторучки, который, как я знал, был красным. Нет, все было нормально. Я различал все цвета, Море под нами было темно-синим с зеленоватым оттенком, небо — серым. Сквозь облака кое-где пробивались солнечные лучи и зажигали на море «зайчики», плоскости самолета были желтыми, а фонарь кабины — синеватым. Я видел белых 2 |