Вокруг света 1976-05, страница 43
лях друг от друга, это и было наше постоянное волнение. — Эдуард, эта шутка, наверное, родилась в процессе бесконечных и изнурительных поисков? — Совершенно верно... Но если говорить серьезно, надо не только сохранить станцию, но и выжать из нее максимум. То есть, если приборы рассчитаны на месяц работы, все надо сделать, чтобы станция простояла. 6 океанологии, как и во всякой науке, тоже есть свои принципы... Месяц — это цикл поведения какого-то явления, а вот, к примеру, 28 суток уже не то: тогда можно бы ограничиться 15 сутками, а если уж перевалило за полмесяца, будь добр, дотяни до месяца... И конечно, самое неприятное в нашем деле — потерять станцию... — Иначе зачем надо было гнать корабль за тысячи миль... — Теперь ты можешь себе представить наше состояние, когда такое случилось... — Эдуард незаметно перешел со мной на «ты». Думаю, что этим он деликатно снял барьер официальной беседы. — А где была поставлена станция? — В самом центре пролива. По нашим наблюдениям, именно здесь должна была аккумулироваться вся информация о поведении течения в проливе Дрейка... Естественно, мы уже были на пределе. Отойдет от локатора капитан, я подхожу. На экране неподвижного пятнышка не видно, идет засветка от волн. Я устаю, подходит к локатору Юрий Алексеевич Меньшов, (помощник капитана по науке. Меняются штурман за штурманом, а буйка все нет и нет... Утром выставляем на открытом мостике матроса. И вот только на третьи сутки вдруг он кричит сверху: «Вижу буй!» Мы прямо выходим на него. Он большой и красный. Капитан от радости нажимает на тифон, и на весь пролив гудит сирена, на корабле это всегда событие... Когда буй оказался у нашего борта, мы увидели, что волной снесена мачта, а с ней и отражатель. (Отражатель — это четырехугольная сетка, и в ней лепестки в форме многогранника, чтобы с любого курса корабля он мог отражать сигналы локатора.) Сам буй сидит в воде низко, волны со всех сторон заливают его — это и давало от-стветку в локаторе... Начинаем совещаться. «Что делать? Снимать станцию? Жалко. Она простояла уже 17 суток. Если станцию поднимать для ре монта, то, во-первых, не поставим ее обратно в то же самое место — ряд будет нарушен, а во-вторых, станция прервет свою работу во времени — приборы записывают данные каждый час. Тут был еще один серьезный момент: выдернем эту надводную буйковую станцию, надо снимать и ту, поставленную в трех милях, — подводную... То есть надо тогда поднимать обе станции. — А что это за подводная станция? — К ней я еще вернусь... Ну, если надводную станцию мы ставим на мощном пенопластовом буе, который держится на поверхности океана, то на подводной станции несущий буй заглубляем метров на пятьдесят. Это интересная система... В ледовых районах такой буй не срежет льдом, и к тому же на него не оказывает влияние волнение. Так что вертушки записывают только течение, а не то, что еще привносит сама волна... — Но ведь, наверное, на корабле для обнаружения подобной станции есть гидролокатор? — Правильно. Но эта станция может отражать сигналы гидролокатора только на расстоянии двух миль, значит, не найдя надводную, не сможем выйти на ту... Об этом я тоже скажу позже. Я назвал эту экспедицию: «Сплошной поиск решений в условиях неопределенности», есть такая чисто математическая задача. Вот, скажем, сейчас. Уйдем, чтобы дать возможность станции выработать месячный цикл наблюдений, вернемся, будем искать, можем вовсе не найти... Стоять рядом? У нас есть еще и другие полигоны, да и невозможно в море во время тяжелой зыби стоять на месте, а тут еще ночь наступает. Как только застопорим машины, судно снесет, тогда снова ходи и ищи... Был, конечно, один выход: ремонт, как говорится, в боевых условиях. Но никто о нем вслух не говорил. Высаживать людей на буй, который кренит волна под 60 градусов, да еще когда не за что зацепиться (мачта снесена), — дело сложное. И потом запрещено. —- Если руководствоваться соображениями безопасности, то вы должны были снять обе станции и прийти к выводу, что эксперимент не удался... — В общем, люди настолько измотались во время поиска, что дальше ломать головы не стали и пошли обедать. Капитан приказал вахте глядеть в оба, не выпускать из виду буй. В кают-компании за круглым столом, казалось, у каждого что-то зрело в голове, все ели молча. Капитану Октавиану Витольдовичу Андржеевскому — я уже говорил, что он очень много плавал на научно-исследовательских судах, — не нужно было объяснять, насколько важно сохранить станции. Но если бы мы и нашли какой-то выход, а он отказался, настаивать мы не стали бы, потому что в конце концов за людей отвечает он, капитан судна. Вдруг Андржеевский начинает вслух прикидывать: «Ну вот, если судно пойдет вокруг оуя, будет описывать циркуляцию, волна начнет гаситься, и тогда соответственно...» И он, не дожидаясь вопросов, обращается к начальнику гидрологического отряда Степанову, который сидит от него наискосок: «Лев Сергеевич, давай одевайся, бери кого-нибудь из парней...» Тогда я спросил: «Октавиан Витольдович, решили высаживать?» — «Ну надо же спасать станцию», — ответил он. Мы все встаем и поднимаемся на мостик. Ребята на палубе готовят к спуску шлюпку. На буй высадились два человека: один — Лее Сергеевич, уже опытный гидролог, а второй — Коля Багрянцев, тоже гидролог, первый год работает у нас в институте, человек оригинальный, толковый. Как говорил Лев Сергеевич, трудную работу надо поручать Багрянцеву, потому что у него самые длинные руки и ноги. А он действительно ростом под сто девяносто! ...И вот два гидролога около часа возились, устанавливали новую веху с отражателем, соединяли ее с остатком трубы, торчащей из тела буя. А буй ходил, плескаясь в тяжелой зыби, как судно ни гасило волнение, и два человека, поддерживая друг друга, работали. Поверхность буя — два метра, посреди пролива с глубиной в четыре с половиной тысячи метров этот пенопластовый круг казался нам с корабля маленькой пляшущей точкой. Два матроса в шлюпке, которую тоже швыряет волна, с трудом удерживаются, зацепившись за буй багром. Ребята пошли на шлюпке, конечно же, первоклассные: Андрей Зубин — весь просоленный матрос лет за сорок и второй, помоложе, — Слава Вихрев. Стоим на открытом мостике, а сердчишко колотит... И пока они не закончили работу, люди на судне извелись. Только когда мы увидели, что 41 |
