Вокруг света 1976-08, страница 51

Вокруг света 1976-08, страница 51

ЧИТАТЕЛЬ СООБЩАЕТ В. ЕГОРОВ,

инженер

«16-91» НЕ ВЕРНУЛСЯ

tcv пока хозяина нету...» Я и взял, а тут другой как заорет не своим голосом: «Хозяин, прячь скорее!» Я с перепугу пряник — за пазуху, а он как раскаленное железо. Пекари гогочут. Завертелся я волчком, бросил доску и бежать. Пряник тот потом пришлось с кожей отдирать: на всю жизнь отметина осталась...

Василий Борисович оперся о верстак, тяжело поднялся и, подойдя к этажерке, где лежали пряничные доски, достал несколько штук. По доскам я сразу же узнал «Левшу», «Куликово поле», «Тульский кремль», «Свадебный», Красивы пряники, формованные этими досками, но сами пряничные доски были настоящим откровением резного искусства.

— У меня здесь только некоторые контрольные экземпляры, а остальные на кондитерской фабрике, — пояснил Василий Борисович. И подал мне еще несколько небольших формовочных досок: веселые матрешки, стилизованная рыбка, игривая лошадка, баранчик, петушок...

— Вот такие доски для фигурных пряников мы и резали. А теперь кондитерские фабрики фигурных пряников не пекут, говорят, технология другая, а по-моему, зря не пекут: для детишек это ведь какая радость — сладкие зверюшки, птички...

Мне особенно запомнилась формовочная доска с рисунком-рельефом «петушок», который^ казалось, готов был выпрыгнуть из доски — настолько он был задирист и напыщен.

— Вот режу эту старину для себя, — с грустью сказал мастер. — А впрочем, может, когда-нибудь эти доски и понадобятся, кто знает... Хотите покажу, как резать?

Он взял рамку, над которой работал до моего прихода, одну из стамесок и принялся выбирать ненужное дерево. Вскоре на рамке появился листок растения.

— Что за листок? — спросил.

Я растерялся.

— Вот то-то и оно, — улыбнулся Василий Борисович, — вижу, что природой не интересуешься. Теперь многие липы от дуба не отличат. Время, что ли, такое быстрое? А вырезал я листок рябины, — пояснил он и опять углубился в работу.

Когда я вышел на улицу, снег уже перестал. Стройка ожила: разрывая ночь, сияли прожекторы, гудели краны...

Я обернулся, нашел окно мастера, там тоже горел свет.

В то декабрьское утро все шло как обычно, Федор Панкратов, получив путевой лист, направился к начальнику автоколонны. Толпившиеся в диспетчерской шоферы словно и не заметили появления Федора: новичок, к тому же из молчунов. Нельзя сказать, чтобы тот тяготился их отношением, оно t£XP ^скорее устраивало. «В душу никто не будет лезть, — думал Панкратов в подобных случаях. — А что касается уважения, так все зависит от твоего дела, шоферского дела...» ,

Савельев, начальник автоколонны, сидел за столом и торопливо заполнял табель. Федор, взглянув на часы, принялся в упор разглядывать Савельева. «Странное дело, — думал он, — человек имеет права первого класса, бывший шофер, а занимается канцелярщиной. А ведь мог бы получить новехонький самосвал. Сел в кабину, выехал на дорогу — и чихать на все! Никаких тебе оперативок и бумажных хлопот... да и получал бы рублей пятьсот. Что он, считать не умеет?»

— Петрович, звал? — все еще разглядывая начальника, Напомнил о себе Федор.

Савельев поднял усталые глаза.

— Ты вот что, Федя, подожди до послезавтра. Поедешь с двумя МАЗами. Колонной — оно и веселей и спокойней...

— Ты что это, начальник? — взорвался Федор. — Кому боязно, тот пусть и ждет. То баллон проколет, то мотор перегреет, а ты возись с ним... Один управлюсь.

— Успокойся, Федор. Ты сколько раз на Сай-Утес ходил?

— Раза четыре будет, — угрюмо, но уже спокойно ответил Федор.

Савельев, подперев голову рукой, казалось, думал о чем-то своем.

— Ну ладно, будь по-твое-му, — неожиданно согласился он. — Но смотри, чтобы соляркой заправился по самые пробки.

Минут через сорок вся база, кроме машин, оставшихся в ремзоне и на вторую смену, опустела, Машины ушли в пустыню, на стройки Мангышлака.

Панкратов в это время был уже далеко. За окном кабины выл ледяной ветер. В кузове важный груз — баритовый утяжелитель, мотки киперной ленты, приборы для буровиков. Они расположились в песках, за Сай-Утесом... Давно остались позади улицы Шевченко, промелькнули контуры обогатительной фабрики, эстакады трубопроводов, серебряными змеями нависшие над дорогой. Впереди у самого горизонта краснели, разрезая бледный свет утра, языки газовых факелов.

...За поворотом дороги женщины в оранжевых жилетах выравнивают свежий гудрон. Одна из них, что помоложе и побойчей, машет рукой. Федор жмет на педаль тормоза, выжидающе смотрит в окно.

— Парень, дай попить — у нас вода кончилась.

Федор, подумав, достал из-под сиденья баклагу с водой. Женщина пьет, потом передает баклагу подругам. Федор с любопытством рассматривает ее лицо — веселое, смуглое, глаза синие... Как только отъехал от дорожниц, загрустил: «Скорей бы квартиру получить да жену с дочкой к себе выписать...»

За подъемом он свернул с шоссе в пустыню. Расстояние до буровой не близкое, но Федор был спокоен: дорога знакомая. Главное, не променять свежую колею, накатанную вчерашними МАЗами, на старые, переплетающиеся в сложном орнаменте.

Стемнело. По времени справа должны были показаться огни Сай-Утеса. Но фиолетовая даль оставалась пустой, без признаков жизни. «Неужели сбился?» — холодом обожгла догадка. На тускло освещенной приборной доске было видно, как стрелка указателя уровня топлива клонилась к нулю. Федор заволновался, вспомнил, как собирался в дорогу: срочно выписал командировку, заправился, съездил в морпорт, загрузился (дизель долго работал на холостых оборотах) да по городу накрутил полсотни с лишним километров. Надо было дозаправиться, но он ушел в рейс, рассчитывая сделать это в Сай-Утесе..,

4 «Вокруг света» № 8

49