Вокруг света 1977-05, страница 42

Ночью Покаля не мог уснуть. Дым от лесных пожарищ набивался в избу сквозь рамы и ставни. Покаля вскакивал, поднимаемый инстинктом самосохранения, выходил на резное крылечко, шумно втягивал в себя тревожные запахи дыма. Ноздри его зверо-вато подранивали.

Перед самым рассветом стукнуло в голову: документ в лесном тайнике оставил! С осени положил охотничий билет в подсумок и забросил его в потайной шкафчик в землянке. Тайга кишит лесными пожарными, найдут землянушку, начнут ворочать, увидят охотби-лет, а там все координаты Покали. И двуствольную «тулку» найдут, и вкладыш под винтовочный патрон, и химическую отраву на лиси ц.

Покаля выкатил со двора мотоцикл и, не дожидаясь рассвета, рванул в сторону Никишихи.

Полоса пожара разрезала поперек Косую падь, жутковато чернела широкая мертвая зона, оттененная факелами пожелтелых сосен. Сосны частично погибли, но огонь не успел уничтожить кроны — пожар был укладистый, низовой. Фронт огня нехотя поднимался по склону сопки, мотались дробленные стволами деревьев обрывки пламени. За сопкой ворошился, жирел дым другого пожара — смолистый, черный. Дымы толкались в самом низу долины, и там уже нельзя было разобрать, где горит, а где нет. Похоже, пожары передвигались в сторону города.

Все это Покаля увидел сверху, переваливая на мотоцикле сопку по старой лесовозной дороге.

Еще он увидел: кривится сахарная лента Никишихи, не отошедшей от зимней спячки, и далеко внизу на островке, образуемом стылой рекой и глыбой наледи, желтеют палатки пожарных. На наледи лежат палки, комками краснеют флажки — посадочная площадка для вертолета.

Покаля затолкал мотоцикл в заросли багульника и молодых лиственниц, переметнулся по щербатому льду на тот берег и быстро затопал по горелой земле. Был Покаля одет во все черное, и даже ястреб не заметил бы сверху его ссутуленную фигуру. Идущего выдавали лишь фонтанчики пепла, которые вырывались изнпод подошв кирзовых сапог... Дымились пни и колодины. Обугленные стволы деревьев и струи дыма напоминали Покале пепелища войны...

Лось шел теперь за Покалей, почти не скрываясь. Шел в надежде на человека — уж он-то выведет!

Ухнул взрыв, и Покале показалось, что это взорвался мотоцикл, брошенный им в кустах. Взрыв повторился. Сохатый прянул к лесу и побежал. Горький шершавый дым царапал глаза и горло. До речки с ее спасительным льдом оставалось метров пятьсот. Но гам творилось неладное. Похоже, по старой гари шел повторный огонь. Покаля вполне определенно угадывал: вот-вот ударит по желтым сосновым кронам верховой огонь, от которого не будет спасения. Ветер^шатал деревья.

Человек потоптался и побежал в ту же сторону, где исчез сохатый. Ложа ружья больно колотила о позвонок. Покаля со злостью сорвал двустволку и с треском ударил ложей о ствол старого дерева. Металл, отделенный от лакированной деревяшки, со звоном брякнулся на оголенные корни.

Дым натекал в распадок как вода. Бежать было трудно; горький колючий воздух раздирал горло и легкие. Запинаясь о колодник и корни, Покаля падал, кашляя в сухую черную пыль. Пот пополам с грязью блестел на его лице. Морщины на коже щек обозначились четко, как проволока.

Покаля возвращался тем же путем, каким он пытался пробиться к Никишине. Если сначала он бежал от двух бед: от людей и огня, теперь боялся только огня. У людей можно найти прощение, огонь -— безжалостен...

Однако Покаля не понимал, что возвращается обратно-, в угол Косой пади. В голове его крутился такой же туман и дым, как в тайге. Опять с грохотом пролетел вертолет — затих, опускаясь где-то за сопкой. Покаля мысленно брал направление на посадочную площадку. Сердце громко колотилось о ребра, жилы на руках вздулись и посинели от нехватки воздуха. Он все время натыкался на острые сучья деревьев.

И вдруг ясная полоса солнечного' света упала на зеленые кроны сосен и черноту горелой земли. Дым ветром отбросило в сторону — вольный лесной дух омыл лицо и горло Покали, легкие заработали торопливо, взахлеб. Покаля делал руками жесты, как бы пригребая к себе живительный воздух.

(Ветер срывал пожелтевшие

хвоинки и горелые чешуйки коры сосен. Позади словно загудел реактивный двигатель — такой странный шум услышал Покаля, Он уже собирался прилечь (тело размякло от свежего воздуха), но его вдруг сорвало с места, и он побежал. Началось самое страшное — по тайге ударил верховик!

Покаля узнал места и бросился влево, правильно угадывая низинку с березняком. Факелы невидимых сосен гудели и рвались, как бомбы. От жара на голове Покали скручивались кончики волос. Березняк был спасением — верховику здесь делать нечего. Северный склон, заросший лиственницами, тоже безопасен, но туда не успеть.

В любую засуху таежная почва всегда сыровата, особенно в березняке. Покаля, упав на колени, схватил сук и начал рыть себе что-то вроде окопа. Остро пахло смоляной гарыю. Покаля припадал лицом к холодной земле, вскакивал и снова принимался копать. Внизу мерзлая почва имела крепость бетона. Палка, которой орудовал Покаля, с треском переломилась. Да она теперь и не требовалась: верховик вылетел на лесную редь и там иссяк, умер. Напоследок пахнуло каленым, как из нутра сталеплавильной печи, и стало тихо. Так тихо, что слышно было падение обгоревших веток за грядой не тронутых огнем сосен, да шипение горящей коряги по ту сторону березняка. Хлопьями оседала сажа, похожая на черный снег.

Чтобы не видеть этой картины, Покаля лег на спину, лицом к небу. Дым катился валами, в разрывах синело спокойное мирное небо' с барашками облаков — детский рисованный кинофильм... Покалю клонило в сон. Сквозь дрему пробивалось желание выйти во что бы то ни стало под надежное чистое небо, на люди. Гарь с ее могильной чернотой, по которой он блуждал с утра, вызывала в нем ужас...

Очнувшись, он пошел вперед, в угол пади, и довольно удачно выбрался в здоровый лес, миновал рваную границу огня. Перевалил сопочку и сверху увидел новые валы дыма, черные провалы гарей. Огромный пожар ветром волокло в сторону города, с бедой бились люди — там шло целое сражение.

Покалю вынесло прямо на пожарных. Они сновали с резиновыми рюкзаками на спинах и ручными насосами, мелькали топоры и лопаты: срывали сухой дерн, отрезая путь беде.

40