Вокруг света 1977-12, страница 42

круг Тюленьего отмечена морская зона, к ней надпись: «Район, временно закрытый для плавания судов».

— Вообще-то говоря, закрыт он постоянно, — поясняет Поляков.

— Однако как же на остров попадают люди? Остров все-таки обитаем...

— Более того, Тюлений прямо-таки перенаселен. Одних котиков сто пятьдесят тысяч. А людей хотя и немного, но зверь пугается любого шума, — будь то от судна или от человека. Глядь — и вот уже полстада, давя детенышей, несется к морю... Но к этим людям котики как-то уже привыкли. А вот к незнакомым...

— Но послушайте! Островок, как вы знаете, размывает море. Со мной поедут его смотреть два геолога — один, между прочим, доктор наук.

Поляков в ответ улыбается одними глазами. Вызывает рыбозавод, приказывает доставить нас на Тюлений.

— Значит, так: ночь проедете до Поронайска... — говорит он, протягивая на прощание руку. — А оттуда—на буксире «Смелый»...

ЭТОТ СТРАННЫЙ МОРСКОЙ КОТ

Сей зверь за лютейшего почитается: ибо на промышленников мечется с великой наглостью.

С. Крашенинников, исследователь Камчатки

Наша лодка, спущенная со «Смелого», подплывала к Тюленьему под зв^т ки «оратории». Густое уханье в н -й сплеталось с каким-то блеяньем, которое то и дело пополняли резкие, картавые, видимо, птичьи вскрики — и ©се это под мерный, негромкий аккомпанемент прибоя. Чем ближе мы подплывали, тем явственней проявляли себя «солисты». Хор был на восточной, скрытой от нас холмом стороне острова — там, где лежбище. Мы же приближались с запада. Сквозь кисею тумана теперь виднелась голая земля — ни дерева, ни куста, два дома и пустынный пляж, на котором собралось человек пять, как мы узнали потом, почти все население острова.

— Здравствуйте, с прибытием. А вода у вас есть? — Второе относилось к матросам. Невысокая, какая-то очень ладная женщина в курточке и брюках пояснила, что они должны завезти сюда воду со «Смелого».

— На острове нет своей воды, — это уже нам. — Живем тут, как на корабле... Тимофеева

Александра Афанасьевна, — сказала она, протягивая руку.

По крутой, как трап, лестнице поднялись на веранду деревянного домика, чем-то и впрямь напоминающую палубу судна, — впечатление дополнял висевший там корабельный колокол, которым, как выяснилось, созывали к обеду. По дороге перезнакомились: Татьяна Чупахина, так же как и Тимофеева, сахалинский биолог; Виктор Черноиванов и Евгений Коваль — генетики из Владивостока, Александр Александрович Сазонов — вирусолог из Москвы. Шестой житель острова, Юрий Колесник, лежал сейчас на койке с приступом ацпендицита.

И вот мы идем по узкой тропе вдоль длинного, разделяющего весь остров забора. Слева — пустынный пляж, справа — все еще невидимый нам звериный хор. Лишь кое-где сквозь щели в заборе просовываются теплые ласты котиков.

— Хорошо еще, кайра улетела, не выдает нас своим криком. А все-таки жаль, что не увидите эту птицу, — говорит Тимофеева.

Ступив на смотровую башню — такие, наверное, были в сибирских острогах, — мы застыли в изумлении. С чем можно сравнить увиденную картину? С гигантским ковром, расстеленным от холма к морю? Но ковер не звучит, не меняет ежеминутно своего рисунка... Вот прямо перед нами оказался здоровенный секач. Он ухал басом, словно что-то втолковывая лежавшей рядом, небольшой в сравнении с ним самке. Потом вдруг увидел нас и угрожающе заревел — демон котикового царства, наводивший некогда страх на впервые повстречавших этого зверя русских промышленников. А вокруг, разыскивая своих детенышей, призывно кричали самки, щенки блеяли, суетясь и толкая Друг друга, а некоторые взбирались по наклонной доске, устраиваясь на деревянных нарах. Недалеко от нас лежал обойденный вниманием самок холостяк, он обмахивался ластом, словно лайковой перчаткой.

— Скажите, а не тесно ли зверю на острове?

— Мы вот срыли верхушку скалы, птиц потеснили — котик заселил часть плато, а просторней ему все равно не стало.

— Что ж, как говорят, в тесноте, да не в обиде?

— Да нет, здесь все не так просто, — задумчиво ответила Тимофеева. — Тут что ни вопрос — проблема.

Тесно зверю — продолжала она, — секачи дерутся за места

для гаремов, да и болеет зверь чаще — легче передается инфекция. Даешь простор, а котики все равно жмутся друг к другу: вместе они чувствуют себя в большей безопасности, что ли...

— Такой пугливый зверь... Но почему он всего боится?

— Загадка. На острове Беринга его могут потревожить песцы, лисы. Есть места, где ему угрожает медведь. А у нас на острове — только птицы. Но те же кайры предупреждают его об опасности и, думается мне, создают у котика душевный комфорт.

— Однако потеснили котики птиц.

— Но всех птиц выселить с острова, видимо, нельзя. Хотя некоторые из них «награждают» зверей болезнями. Так, Александр Александрович Сазонов нашел у котиков антитела против вируса, обнаруженного им у кайр. Кстати, это возбудитель человеческого гриппа.

— Как же так? Котик, похоже, почти не встречается с человеком. Кажется, и кайры тоже?

— Еще одна загадка. Впрочем, здесь ничего нельзя утверждать наверняка. Взрослый котик, как считают, зимует где-то возле Японии. А вот молодые животные на первом году своей жизни уплывают... неизвестно куда. Представляете, более ста тысяч котиков исчезают в океане, как иголка в стоге сена! Да и можно ли утверждать, что на всем пути с родного острова и обратно они нигде не сталкиваются с людьми? А есть еще такое явление — природная очаговость. Человек в каких-то местах еще не побывал, а его там уже поджидает опасность — болезнетворные вирусы, микробы.

— Изучаете котиков, а думаете о людях?

Тимофеева улыбнулась, — мол, разве может быть иначе? Она — эпидемиолог, тема ее докторской диссертации: «Природная очаговость Сахалинской области»

— (Как видите, не только зверь зависит от человека... Вы знаете, кто главный враг котиков?

— Косатка! — ответил я, не задумываясь. Отправляясь на Тюлений, я кое-что об этом читал. Косатка — гроза моря. Когда стадо этих зверей плывет, выставив косы, замирают даже киты. Голос косатки прямо-таки парализует котика.

— И все же человек. Как это ни печально, — грустно уточнила моя собеседница.

И она рассказала, как котики приходят на остров с пулевыми ранениями, с обрывками нейлоновых сетей, — а сколько их гиб

40