Вокруг света 1978-08, страница 71

по-хорошему, что докладная записка шефа с визой директора дошла до генерального инспектора. И тот, сам бывший, энарх, решил, что мне пора преподать урок дисциплины и хороших манер. Он так буквально и выразился: «хороших манер». Приятель, сообщив мне эту йовость, потупился. Я легко вообразил себе, какие еще комментарии позволил себе генеральный инспектор — тут и происхождение, и неудачное ухаживание, и карьера... На следующее утро я ждал звонка Таладиса. Нервы были напряжены больше, чем когда в Алжире наша машина попала в засаду. Звонок заставил меня подскочить чуть не до потолка. Встреча назначена на понедельник в ресторане «Лаперуз» — многообещающее место. У «Лапе-руза» встречаются деловые люди, у «Максима» — высший свет, а в «Тур д'аржан» — богатая богема.

Таладис и «швейцарский банкир Вилли Клейн» — в действительности наш друг Фрош — встретили меня в отдельном кабинете. Бальзаковская атмосфера: серебро, вычурный фарфор, незаметная обслуга. Чуть потускневшее зеркало, на котором знаменитые кокотки минувших времен вырезали даты своих забав брильянтовыми перстнями, полученными в дар за услады в этих же кабинетах... Ах, вот когда была жизнь! Грек, как я и думал, заставил меня повторить на «бис»\ номер, исполненный в «Георге V». На сей раз я хорошо подготовился... Когда наконец виночерпий, метрдотель и официант втроем стряхнули крошки со скатерти, уставили стол ликерами, проветрили кабинет, предложили сигары и благоговейно затворили дверь, Клейн — Фрош перешел к делу:

— Месье Шовель, после этой встречи я полностью разделяю мнение, высказанное о вас моим другом Таладисом. Фирма, которую я представляю, сможет должным образом оценить ваши способности.

— Благодарю. Чем мне предстоит заниматься?

— Сбором конфиденциальной информации в ряде секторов экономики.

— Меня это интересует живейшим образом. Гм... и мои гонорары будут...

— Минимум в два раза больше вашего нынешнего заработка. В дальнейшем они, возможно, возрастут.

— Прекрасно. Я в вашем распоряжении.

— Условимся об испытательном периоде в полгода. Между нами, это чистая формальность. Убеж

ден, мы сработаемся. Но шесть месяцев — это тот срок, на который вы можете испросить отпуск без сохранения содержания. Если вам не подойдет новая деятельность, вы вернетесь в министерство.

— Я надеюсь, что вам подойдут мои услуги.

— Постарайтесь освободиться как можно скорее. В тот же день отправите мне письмо вот по этому адресу. Обратной почтой я вам назначу встречу. Предупредите своих родных, что будете отсутствовать месяца^f два. Вот конверт... на предварительные расходы.

Адрес был написан на открытке с видом Женевы. А в пухлом конверте едва умещалась пачка швейцарских и французских купюр. Я никогда еще не получал столько денег разом. Почти миллион старыми, мелькнуло у меня. Мил-ли-он! Фрош с улыбкой поднялся, поблагодарил Таладиса и долго тряс мне руку. Когда он отбыл, мы с Таладисом вышли к подъезду, эскортируемые прислугой.

— К «Георгу V», — бросил Таладис, усаживаясь в такси. — Ну, дорогой мой, вы довольны?

— Не нахожу слов.

Таладис посмотрел на меня, как на ребенка, чью радость он понимает, но не может разделить.

— Господин Клейн тоже доволен. Слушайтесь его, и вы не пожалеете.

— А кого он представляет?

— Один крупный швейцарский банк. Заграничные инвестиции, номерные счета, вы понимаете?..

Такси катило по набережной Сены. Желтеющие деревья, кораблики, нежная сень Парижа, туманный вечер навевали поэтическую негу. Это было как любовное умиротворение, когда ты, чуть-чуть хмельной от пережитого наслаждения, смотришь на все, словно заново родившись. К тому же в кармане у меня лежал первый в жизни миллион.

Шовель замолк, проверяя, верно ли он описал тогдашнее свое состояние.

— Да, все было именно так. Таладис высадил меня на Ели-сейских полях. Я пошел к «Драг-стору», потому что там было светло, были люди, соблазны. Но перво-наперво я заперся в кабинке туалета и пересчитал деньги, Девять тысяч швейцарских франков и тысяча французских. Должно быть, на лице у меня читалась победа, потому что в зале оборачивались женщины. Я выделялся среди скучающих масок, которые напяливают на себя нынешние мужчины. Но я твер

дил: будь начеку, Шовель! Тебе дан второй шанс, не упускай его, иначе все будет кончено — на сей раз уже навсегда... Я прошел как Парсифаль по Елисейским полям, купил подарки для матери и отца и явился на улицу Камброн. Заснул я около пяти утра. А в девять с совершенно идиотской ухмылкой вошел в свой кабинет на набережной Бранли. На столе -лежала записка директорской секретарши: «Директор ждет вас в 11.30». Я с удовольствием затянулся сигаретой — еще было время, нет, не для раздумий, а чтобы как следует насладиться предстоящим разговором. Чиновнику редко когда выпадает такой триумф. На бланке министерства я написал письмо в Женеву. Затем, растягивая удовольствие и останавливаясь на каждом слове, я составил прошение об отставке.

Через день я получил ироническое письмо директора, уведомившего меня, что прошение об отставке будет удовлетворено и он с большим интересом станет сле-n дить за моей будущей карьерой. Что означало: любезнейший Шовель, вы теперь в черном списке и через год будете ночевать с кло-шарами под мостом. С той же почтой пришло письмо из Женевы: в субботу на мое имя забронирован номер в отеле «Резиданс». — Шовель взглянул на собеседника. — Я был уверен, что отныне начинается новая жизнь. Это сидело во мне как болезнь.

— Почему вы зовете это болезнью? Еще в Древнем Египте верили, что человек проживает несколько жизней. А сильные потрясения неизбежно порождают такое ощущение.

— С вами легко быть откровенным. Иначе бы я не стал рассказывать, каким был болваном в то утро, отправляясь в Орли. Представьте, что до этого я не летал на пассажирском самолете. Ритуал отлета Яг переживал со страстью неофита, вступающего в храм.,, Женева выглядела серебристо-серой, безмятежной, как долгое счастье. «Резиданс» оказался старой уютной гостиницей с садом. У портье меня ждало запечатанное письмо: «В пять пополудни в номере». Я погулял по городу, складывая впечатления, как камешки мозаики. Меня радовало, что я буду работать на швейцарских банкиров. Ваш министр Джордж Браун еще не успел обозвать их «цюрихскими гномами».

— Какая нелепость! Несчастья Англии происходят по вине не цюрихских гномов, а карликов с Уайтхолла.

69