Вокруг света 1978-08, страница 68

спорт доступней, а расстояния меньше.

— Может, летом я бы чувствовал себя по-другому. Обещаю вернуться сюда... если только штаб-оберст Хеннеке не прикончит меня до этого.

Норкотт слегка дотронулся до его руки.

— Надеюсь, сообща мы найдем решение. Только вам придется отделаться от французской привычки все делить на четкие параграфы. Декарт подложил вам хорошую свинью! Рассудочность — химера. Ну, представьте, кто может похвастать, что имеет четкие и ясные представления о сексуальности?

Шовель рассмеялся. Норкотт обладал удивительным умением разряжать обстановку.

— Хорошо, я продолжу жизнеописание. Итак, я прошел в ЭНА. Атмосфера здесь была иной. В школе политических наук были в основном юные буржуа, гнавшиеся за синекурами, и девушки, охотившиеся на мужей. Конкурс в ЭНА отметал любителей. Здесь люди должны были обладать достоинствами.

— Будущие меритократы?

— Именно. И их оценивали по способностям. Они могли получить визу в касту руководителей, могли породниться с влиятельной фамилией. Причем в этом деле за

метен прогресс: сейчас уже не нужно очаровывать родителей, дочери выбирают сами, хотя лично я не знаю ни одного брака в этой среде без согласия родителей. Задача состояла в том, чтобы познакомиться с такими девушками, а это нелегко.

— И вы не женились?

— Совершил серию банальных ошибок. Я целил слишком высоко и не смог поэтому верно оценить психологию девушки, которая в двадцать три года владела собственной квартирой в доме, принадлежащем родителям, на авеню Мессин, гардеробом от Сен-Лорана и «ягуаром» по индивидуальному заказу.

— Как ее звали?

— Женевьева. Я промахнулся, как промахивается большинство неимущих молодых людей при встрече с подлинной роскошью. Женевьева была умна, более того — проницательна. Вовсе не балованный ребенок, заявляющий с победным смехом: «Представляешь, я сегодня ехала на метро!» или: «Я записалась к маоистам — пусть-ка папаша побесится!» Нет. Она очень тактично избавляла меня от необходимости тратить деньги. Ужинали мы у нее или ее друзей. В барах и дансингах, куда мы ходили, ей полагалась за счет отцовской фирмы бутылка виски. Билеты в театр или концер

ты заказывал личный секретарь отца.

— И все же, — в тон ему продолжал Норкотт, — цветы, мелкие знаки внимания и ваш новый гардероб поглощали бюджет без остатка.

— Дело не в этом. Родители — эта деталь рисует их целиком — сэкономили некоторую сумму специально для периода моего «становления». Загвоздка была в том, что у меня не оставалось времени для работы. Женевьева завела правило, чтобы я приходил к ней часов в шесть вечера и уходил утром. На уик-энды мы ездили к знакомым в Довиль или Аркашон. А приятные привычки быстро усваиваются. Когда Женевьева отправлялась — это случалось редко — на визиты к родственникам, я уже был не в состоянии корпеть над книгами. В шесть часов я словно павловская собачка кидался опрометью из дома — куда угодно, хоть в кино. Я жил, как в наваждении.

— Ревновали?

— Ревновал к ее прошлому, к ее нынешним знакомым, ее независимости. Вот типичная сцена: «Почему ты полюбила меня?» — «Потому что ты красив. Я люблю тебя, потому что ты не нудишь. Знаешь, ты чем-то напоминаешь отца. Он, конечно, сволочь, но это настоящий мужчина. Ты еще не

66

*