Вокруг света 1978-11, страница 27вальными эмблемами, взлетают вверх сигнальные ракеты, гремят сирены судов на рейде, и взрывается фейерверк, распуская в ночи золотисто-васильковые лепестки. Карнавал открыт. Появляется многоярусная кар-роса-дворец, раскрывающая в своих картинах историю Кубы. На ее «этажах» девушки и юноши в костюмах разных эпох. А вокруг, ритмично свиваясь в танце, артисты демонстрируют нелегкий труд земледельца, кивают рогатыми головами быки, гарцуют лошади, выныривают раскрашенные ритуальные маски, странные фигуры передвигаются на ходулях, танцуют с огромными фонарями на длинных шестах, укрепленных на перевязях. Так, кстати, в прежние времена и освещали карнавалы. Сотейные толпы танцоров ритмикой румб и конг рассказывают о радостях и надеждах, которые волновали народ с давних пор. В грозном танце проходят с мотыгами восставшие рабы с плантаций, потрясая чучелом хозяина-помещика. Плывут одна за другой карросы, представляющие отрасли хозяйства современной Кубы. Вот приближается «остров» со стройными пальмами, вокруг которого мерно наклоняются в трудовом танце рубщики сахарного тростника в полотняных крестьянских одеждах. А следом появляется -громадная белейшая голова сахара, освещенная изнутри. Крестьян сменяют танцоры в комбинезонах — рабочие сахарных заводов. Пять, десять, шестнадцать великолепных колесниц уже проследовали перед нами. Слепят краски, гремят оркестры на кар-росах, текут часы нескончаемого карнавала. На ярко освещенной набережной перед гостевыми трибунами разворачивался, как оказалось, не весь карнавал. Когда я попытался двинуться вверх по набережной к порту, то довольно быстро понял всю несостоятельность своего предприятия. Навстречу вдоль Малекона плотной толпой шли гаванцы из разных районов, сопровождая свои колесницы. Они кричали что-то ободряющее танцорам в красных, желтых, синих одеждах, называли их по именам, отбивали ладонями ритм, кидали цветы, словом, «болели» за своих и, естественно, сами отплясывали зажигательные кубинские румбы. В карнавальную ночь веселился и танцевал весь город. Гавана — Москва ГЕН Ш АНГИН-БЕРЕЗОВСКНЙ ЖЛЖДЛ Рассказ он в последний раз увидел это: неотвратимую гневную волну и огненные брызги над ней. И внезапные стрелы солнца из-за уходящих туч... — Ну что там? — спросил снизу Мерц. Торайк, балансируя на его плечах, дотянулся до решетки люка. — Ничего, — ответил он. — Гонсалес все лежит. — Сволочи! — задохнулся Мерц и стряхнул с себя Торайка. Сразу стало темно после света, и Торайк сказал в темноту: — Он весь в крови. Он прямо лежит в крови... — Замолчи! — схватил его в темноте Мерц. Но Торайк уже не мог остановиться: — Они его топтали! Уже мертвого топтали! • Мерц ударил его по лицу. Торайк упал на дно отсека. — Ну и ладонь у тебя — прямо лопата... — Замолчи! — отозвался Мерц. — Лезь опять — смотри. — А что смотреть?.. — пошевелил разбитыми губами Торайк. Голова гудела — боль от удара, и вообще все кругом гудит. Снаружи в борт ухали волны — пе-ремножаясь с вибрацией, гул ударов доводил до исступления. Казалось, все сейчас развалится, но это только казалось. Железный гроб, в котором они гнили, был сделан прочно и шел по волнам со скоростью десять узлов. В светлеющей зыбкой тьме Торайк снова увидел Мерца. Тот присел перед ним на корточки и опять спросил: — Ты полезешь или нет? — Пить хочу, — сказал Торайк. — А по морде?.. — предложил Мерц и облизал губы. — Как договорились? О воде ни слова. Ну? Полезешь или нет? Лезь и смотри, пока я тебя держать могу. — Что смотреть?.. — проваливаясь в дрему, сказал Торайк. Мерц встряхнул его. — Смотри, как убежать отсюда. Торайк в который раз полез на плечи Мерца и вновь ощутил, как тот устал. Дрожь напряжения была пульсирующей. Мерц с трудом балансировал вправо-влево против крена корабля. В какой-то момент Торайк не удержался и съехал вниз. — Я сейчас... — Он уже защищался от оплеухи. — Я сейчас... Мерц молчал, тяжело дыша. — Ладно, — сказал Торайк, — давай. Только рубаху надень, а то мокрый весь, скользко. Мерц натянул рубаху и поднял Торайка на спину. «Прямо цирк...» — подумал Торайк, выпрямляясь на его плечах. Отпустил гриву волос Мерца и потянулся к отдушине. Качало сильнее. — Ну? — не выдержал Мерц. — Гонсалеса убрали. ~ Куда? — Не знаю. За борт, конечно, куда еще... Моют палубу. Господи, вода... Ч-черт! Он съехал вниз — в лицо ему плеснуло водой из шланга. Мерц начал лизать стену и выругался: «Сволочи!» Вода была соленой. Торайк опустился на колени. Он как-то разом понял, что все кончено и они погибнут тут, как крысы. Ослизлый отсек, вонь собственной мочи и испражнений, и этот погребальный гул... Невыносимо заныла спина — когда их загоняли в трюм, солдат попал ему прикладом между лопаток. «Мама, — подумал он. — Прощай, мама, я умираю...» И тут он снова увидел это: стена волны — и плеск, и брызги. И яркое солнце сквозь тучи. — Мы доживем, — сказал он с надеждой. — Придет час... — Что-о?! — с презрением протянул Мерц. — Завтра нас вздер 25 |