Вокруг света 1979-05, страница 24

скую емкость, по капле питает огонь в этом нехитром обогревательном приборе. За ночь солярка кончилась, и в комнате стоял такой холод, что изо рта при дыхании шел пар. А ведь я был в южной стране! Правда, не у теплого Средиземного моря, а в долине Бекаа, отрезанной от него хребтом Ливан, на вершинах которого уже ярко сверкал на солнце ослепительно чистый, недавно выпавший, молодой снег.

Но пора было вставать. За окном слышался голос Хуссейна Хайдара, хозяина фермы. Издалека доносилось мычание коров. Побрехивали собаки — крупные, с густой, пушистой шерстью, похожие на наших кавказских овчарок.

Вчера, услышав шум мотора, хозяин тут же появился на пороге дома.

— Добро пожаловать!

В доме уже накрывали на стол. Хозяевами были Хуссейн и его брат Фараздык. Женщины хлопотали на кухне, и лишь юная красавица, девятнадцатилетняя жена Хуссейна, появлялась время от времени с очередным блюдом. Ночевать меня хозяин отвел в собственную спальню, где пожелал спокойной ночи и пообещал, что после «душного и грязного Бейрута» я просплю в здешнем чистом и свежем воздухе до следующего полудня. Перед уходом Хуссейн вытащил из-под матраца предложенной мне постели американскую автоматическую винтовку и внушительного вида кольт. Он взял их с такой естественной и привычной простотой, как берут пижаму и ночные туфли.

— В нынешние времена в Ливане каждый обеспечивает собственную безопасность, как может, — сказал он, заметив мое удивление. — У нас ведь практически нет ни властей, ни полиции, ни правосудия...

В гости к братьям Хайдарам, знатным представителям одного из феодальных кланов, правивших некогда долиной Бекаа, я приехал из Гелио

полиса, как назывался в глубокой древности город Баальбек, «жемчужина, — как пишут в путеводителях, — долины Бекаа, Ливана и всего Ближнего Востока». Сюда полюбоваться руинами, самого большого из известных древнеримских храмов Юпитера (от него остались сегодня лишь шесть величественных колонн, ставших символом Баальбека) приезжали до начала гражданской войны около полутора миллионов туристов в год.

На следующее утро, когда я вышел во двор, Хуссейн перелопачивал мелкую стружку сахарной свеклы, рассыпанную толстым слоем на площадке перед домом. На нем была шапка-ушанка и теплый пиджак: долина Бекаа, эта житница Ливана, называвшаяся когда-то «хлебной корзиной Римской империи», расположена выше уровня моря на тысячу метров, и в зимние месяцы это дает о себе знать.

Хуссейн кончил сельскохозяйственные курсы ФАО — ооновской организации, занимающейся проблемами продовольствия, где его обучали современным методам ведения сельского хозяйства. Теперь он кормит своих коров свекольной крошкой, выращивает телят строго по-научному, удобряет, опыляет, подрезает, окучивает, орошает... Официально ферма принадлежит его матери, но она живет в Бейруте, и Хуссейну поручено хозяйствовать на земле от имени всего семейства. Разделу эта земля не подлежит — и так это уже крохи того, чем владела райыле эта ветвь Хайдаров.

Мы шли по большому яблоневому саду к экспериментальному полю капусты, которое обязательно хотел показать мне Хуссейн. Пребывание на курсах ФАО пошло ему впрок. Он собирает хорошие урожаи, но...

— Мы были вынуждены скормить и помидоры и яблоки урожая этого года скоту, — грустно говорит он. — Перекупщики не брали у нас

ничего даже за гроши, чтобы сохранить высокие цены ib Бейруте.

— А почему бы вам самим не организоваться, не отвезти" ваш урожай в Бейрут или в соседние страны *— Сирию, Иорданию, Саудовскую Аравию, где такая нужда в овощах и фруктах?

— Пробовали, — горько усмехается Хуссейн. — В прошлом году я уговорил соседей, мы наняли два грузовика-рефрижератора и отправили их с яблоками в Саудию. Но «большой человек», — тут он невольно понизил голос, хотя и не назвал имени того, кто держит, видимо, в кулаке, всю округу, — узнал об этом и послал туда же пять рефрижераторов с яблоками. Он продавал их. в два раза дешевле. Мы потеряли 400 тысяч лир. Он больше миллиона. Но для него это капля в море, а для нас удар, от которого мы до сих пор не можем оправиться. Больше мы никуда рефрижераторов не посылаем.

— А если создать кооператив?

— Я пытался. Но мне не верят, да к тому же боятся «большого человека». Мне говорят: ты Хайдар, твой род правил когда-то всей округой, вот ты и хочешь опять подчинить нас себе. А другие опасаются иного: у тебя, Хуссейн, два брата — коммунисты. Вы хотите лишить нас собственности!

— А ведь я встаю до рассвета, работаю до темноты, — продолжал он. — Нанимаю трех работников. Плачу им по 350 лир в месяц плюс питание, одежда, жилье и социальное страхование. Да еще из тех 10 гектаров, что есть у нашей семьи, выделено им по гектару на собственные нужды. Конечно, я эксплуатирую работников, присваиваю часть их труда, — хитро улыбается Хуссейн, показывая, что кое с какими положениями марксистской политэкономии все же он знаком, хотя и говорит о себе, что «он — фермер без убеждений». — Но иначе мне не продержаться...

НА ЭТОТ РАЗ ПОБЕДИЛ ДАРВИН

В судах США, начиная со знаменитого «Обезьяньего процесса» 1925 года, до сих пор возникают дела по обвинению кого-либо в популяризации «безбожного дарвинизма». Тогда, более полувека назад, суд штата Тенне-си признал школьного учителя Джона Скопса виновным в том, что он «публично отрицал историю божественного происхождения человека, изложенную в Библии». В декабре 1978 года аналогичный процесс завершился в федеральном окружном суде в Вашингтоне, где рассматривался иск некоего Дейла Краули-младшего, который призвал к ответу... музей Смит-сонианского института.

Дело в том, что в музее установили комплекс экспонатов, иллюстрирующих эволюционную теорию происхождения человека. Ссылаясь на американский закон, согласно которому государство должно быть нейтральным в подобных вопросах, истец потребовал, чтобы рядом с этими экспонатами были установлены другие, излагающие данный вопрос в соответствии с Библией.

Смитсонианский музей — государственный, он существует на средства налогоплательщиков. Поэтому истец настаивал, чтобы новый комплекс экспонатов стоил 463 тысячи 200 долларов, ровно столько, сколько обошлись «дарвинские» экспонаты. В противном случае он требовал полного их уничтожения. Он заявил:

«Я возражаю против того, чтобы моим детям, посещающим музей, представлялась чисто умозрительная гипотеза как несомненный факт... Эволюцию я чувствую как личное оскорбление и несправедливость по отношению ко мне...»

Однако федеральный судья отклонил иск. Он указал, что Смитсонианский музей никак не нарушил право истца оставаться при своих убеждениях. «Истец может принести свои верования в музей и вынести оттуда свои прежние убеждения, несмотря на риск увидеть экспонаты, противные таковым», — гласил вердикт.

На этот раз Дарвин победил обскурантов.

22