Вокруг света 1979-05, страница 27

— С помощью капоейры, — пояснил местре Эпитасио, — беглый раб, безоружный против вооруженного до зубов «капитана», слегка увеличивал свои шансы на жизнь и свободу.

Местре вскочил со скамейки.

— Ну-ка свяжи меня, — приказал он ученику и сам сложил руки за спиной. Парень не без опаски подошел и начал обматывать их шнурком, глядя не столько на руки учителя, сколько на его ноги. Черные, сухие и безволосые икры местре, торчавшие из белых штанин, подрагивали от нетерпения. И вдруг он нырнул, перевернувшись через голову, и ученик получил разящий удар пяткой в подбородок. Вернее, чуть не получил, так как успел отпрянуть, и подошва местре мелькнула у него перед самым носом. Вскочив, местре сразу же «добавил» врагу в солнечное сплетение другой ногой, и тот поднял руку.

— Готов! — ученики захлопали, а местре снова торжествующе посмотрел на меня. Грудь его раздувалась от частого дыхания — годы давали себя знать.

— Мы назвали нашу академию именем Зумби, — отдышавшись, сказал местре Эпитасио. — Думаю, он тоже был капоейристом. Как иначе объяснить его долгое сопротивление и благородный выбор способа смерти?

Местре говорил о вожде Республики Пальмовых Рощ и ее столице Макако (что значит по-португальски «обезьяна»), В XVII веке киломбо так разрослись, что образовали в чаще леса целое государство, которое более_й шестидесяти лет отбивалось от карательных экспедиций колониальной администрации. Когда «лесные капитаны» штурмом взяли наконец Макако, Зумби, последний предводитель негритянской республики, бросился со своими приближенными со скалы, чтобы не попасть в руки врагов.

— Все негры Бразилии знали о Республике Палмарес, — вдохновенно вещал местре Эпитасио. — Они отдавали капоейре остаток сил и последнее дыхание. Хозяева думали, что им показывают танец, но на самом деле это была борьба — борьба за свободу, борьба против рабства. Такой капоейра оставалась всегда. Это сейчас появились ассоциации капоейры даже при богатых клубах. А до недавнего времени капоейрой занимались только в фавелах голодранцы вроде меня, и властям она была очень не по нутру. Помню, как полицейские, разгоняя демонстрации и митинги, боялись капоей-ристов. Даже конная полиция боялась!

Рассказы местре Эпитасио неожиданно пробудили во мне мечты далекой юности: появиться в Чешихинском переулке вооруженным невиданными приемами экзотической борьбы на страх шпане и к изумлению таинственных существ в коричневых форменных платьях. Время, породив, само и излечило эти фантазии. И памяти как будто не осталось. Но местре меня расшевелил. Я купил куцые белые штаны, футболку и явился к нему на урок. Местре беспощадно муштровал всех.

— Выше ногу, — рявкал он голосом николаевского фельдфебеля. — Падать на руки надо, а не приса

живаться, — втолковывал местре, сострадательно глядя на мое красное от усилий лицо.

Довольно быстро выяснилось, что я никогда не смогу «сажап бананы», то есть сражаться ногами, стоя и передвигаясь на руках. Как я ни ломал суставы, для них оказалось недоступным также и боксирование пяткой и подошвой. Еще раз, теперь уже личный опыт убедил меня, что капоейра не просто борьба и осваивать ее надо не позднее того нежного возраста, когда поступают в билетное училище Большого театра. Все мои надежды сосредоточились на «нижней игре», когда оба противника находятся р партере.

...Партнером местре назначил мне Жоржи, самого юного ученика «академии». Из-за разницы в весе и росте он не мог поразить меня даже таким надежным ударом, как «хвост ската». Но и я был беспомощен перед его «жингой» — той самой на первый взгляд бесцельной пляской, которая сбивала с толку и заставляла совершать в ответ массу ненужных движений. Через минуту-две «жинги» Жоржи мог бы свалить меня обыкновенным «полумесяцем», похожим, как мне казалось, на билетное фуэте.

Но Жоржи не применил «полумесяц». Истинный капоейрист, он знал, что слабых обижать нельзя...

25