Вокруг света 1980-03, страница 16

стаскивали с себя только альпаки и оранжевые штормовые куртки, а из меховых брюк, болотных сапог с меховыми чулками лишь выскальзывали, стремясь сохранить внутри накопленное тепло...

Позади остались короткая стоянка в Петропавловске-Камчатском, двадцать шесть дней пути по штормовым водам. 4 августа «Чукотка» встала на рейд Никольского — единственного поселения на острове Беринга.

Утром 5 августа вахту приняли Николай Остапенко, Булат Есенгелди-нов и Федор Конюхов.

Николай — третьекурсник, судоводитель. Когда-то хотел стать геологом, ходил с геологическими партиями. После службы на Камчатке поступил в ДВВИМУ и начал заниматься парусом.

Булат Есенгелдинов — судоводи-тель-пятикурсник. Родом из Казахстана. Сняв военно-морскую форму, он служил на Камчатке — подался в рыбаки. Работал на плавбазе «Советская Камчатка», а затем поступил в ДВВИМУ.

Федор Конюхов, автор портрета Беринга, родился на Азовском море

в семье потомственных рыбаков. Мечтал о дальних рейсах и после десятого класса уехал в Ленинград. Перед этим он один на небольшой весельной лодке переплыл дважды Азовское море. Ходил на спасателях, был в Испании, Ирландии, на Канарских островах... А потом поступил в Бобруйское художественное училище. После окончания уехал в Находку и, проработав некоторое время при главном архитекторе города, снова ушел в плавание мотористом. Много писал, оставляя на ночь мольберт прямо на палубе, лишь укрыв его брезентом. Накануне похода Конюхов работал художником в Восточном порту. Здесь он и получил радиограмму от Лысенко: «Идем на Командоры. Зайду за вами, готовьтесь...»

Рано утром пятого августа они увидели мыс Манати. Тот самый мыс, который 5 ноября 1741 года заметили русские мореходы, измученные цингой, с пакет-бота «Св. Петр»...

Рассвет только начинался. Солнце еще скрывалось за полосой тумана на горизонте, но небо все более и более насыщалось кроваво-багровыми красками. И вдруг все вспыхнуло,

заполыхало. И паруса, и сама яхта, и прибрежные скалы. Ядовитыми пурпурно-зелеными разводьями покрылась поверхность океана...

Ветер стих, но океан продолжал обрушивать на остров многотонные многометровые покатые валы. И по этим водяным холмам неслась «Чукотка» с алыми парусами. Трое вахтенных пришли в себя от изумления, лишь когда, поднявшись над стеной тумана, солнце возвратило всему естественные краски.

— Ребята, смотрите. — Николай Остапенко показывал прямо по курсу.

На воде покачивался в такт зыби темный предмет. Подошли ближе. На притихшей поверхности океана спал калан, сложив на груди крест-накрест лапки.

— Жалко зверька, — задумчиво произнес Федор Конюхов. — Похоже, мертвый.

Когда «Чукотка» проходила метрах в полутора от неподвижного животного, Николай, взяв отпорник, легонько пощекотал лакированную пятку калана. Широко распахнув глаза, наполненные страхом, тот попытался отмахнуться лапами и уйти в глубину. Но не успел, вероятно, в страхе набрать воздух и тут же вылетел пулей из воды, чтобы вновь упасть на ее поверхность и уйти под корпус яхты.

В вахтенном журнале появилась нестандартная запись: «Встретили спящего калана, пощекотали ему пятки».

Последняя смена курса — и взгляду открылась бухта Командора. Сюда пришел в поисках удобной стоянки пакет-бот «Св. Петр». Вот что пишет об этом лейтенант Свен Вексель в своих воспоминаниях «Вторая Камчатская экспедиция Витуса Беринга»:

«На следующее утро, то есть 5 ноября (по старому стилю. — Б. М.), мы обнаружили, что все главные снасти по правому борту лопнули, а под рукой не было людей, которые могли бы при помощи инструментов их починить. Увидя, что мы находимся в таком угрожаемом и беспомощном состоянии, я доложил об этом капитан-командору Берингу, который уже в течение многих недель не покидал постели. Он приказал собрать в его каФту всех старших и младших офицеров, а также всю команду, чтобы держать совет: как поступить лучше всего, чтобы добиться спасения. Все согласились на том, чтобы высадиться здесь и попытаться спасти нашу жизнь и, если удастся, то сохранить также в целости судно...»

Дважды на пакет-боте лопались канаты и обрывались якоря. И лишь когда корабль был переброшен волнами через каменную гряду в прибрежную зону, удалось стать на последний, третий якорь.

€<Место, где нам удалось проскочить, — пишет Вексель, — настолько узко, что, пройди мы на двадцать сажен севернее или южнее, мы неизбежно сели бы на каменный риф, и ни одному из нас не удалось бы спасти свою жизнь».

Каждый из экипажа «Чукотки» знал

14