Вокруг света 1981-01, страница 10

ДОБРОЕ СЛОВО КРОКОДИЛУ

Находится на территории парка и крокодилий питомник. До революции вообще никаких питомников и в помине не было. Этих, может быть, самых древних аборигенов Кубы били, стреляли, даже взрывали: «Нет, ты посмотри, какая гениальная сумочка! А я хочу эти замечательные перчатки! А кошелек — чудо! А туфли — с ума сойти!»

Мясо крокодила напоминает хорошую свинину, а во взрослом крокодиле процентов пятьдесят съедобного мяса. Из жира его изготавливают целебные снадобья. Из зубов — дорогие украшения. Но все-таки главная его «вина» — красивая, легкая и прочная, особенно в первый год зрелости, шестой год жизни, кожа.

Если в Африке и Южной Америке говорили об угрозе исчезновения крокодилов, то на Кубе (которая испокон веков славилась обилием крокодилов) за несколько лет до революции и говорить-то, собственно, стало не о чем. Крокодилы были практически уничтожены. Биологи, а вместе с ними и профессиональные охотники, много труда положили на то, чтобы вернуть острову это ценнейшее животное. Сразу после революции полностью запретили охоту на крокодилов. Создали два больших питомника. В национальном парке Гуама строят экспериментальную станцию с оборудованными по последнему слову науки лабораториями для изучения и научного наблюдения за организмом крокодила, его кровью, мозгом, жизненными функциями, его повадками и характером.

Еще у входа в питомник я услышал жалобное мычание, чем-то напоминающее мычание теленка в темном сарае, когда на улице вовсю пригревает солнце, снег почти стаял и хочется попрыгать в телячьем восторге на воле. Нам объяснили, что все свои чувства — радость, горечь, грусть, любовь — крокодилы выражают мычанием. Не таким, конечно, громким и протяжным, как у коров, но достаточно выразительным. Мы подошли к длинному, густо заросшему по берегам камышом и приземистым светло-зеленым кустарником озеру. По всей окружности оно было окружено полутораметровой сетчатой оградой. Солнце лениво ложилось на неподвижную сонную воду, довольно мутную, с легким болотным запахом. На воде, в камышах и на берегу валялись обросшие буро-зеленой тиной трухлявые бревна.

— А где же крокодилы?

— Так вот же они и есть, самые настоящие ронбиферы. После обеда отдыхают.

Впервые я увидел крокодилов на свободе, и они меня, признаться, немного разочаровали. Еще по иллюстрациям в детских книжках мы

представляем крокодилов огромными, ярко-зелеными, стремительными и кровожадными. Здесь же — дремлющие бревна, не способные, кажется, обидеть и мухи.

— Это только кажется, — многообещающе улыбается в густющие черные усы Энрике Алонсо.

Он работает с крокодилами с самого детства, знает их досконально, не боится совершенно. (Хотя раз пять и прощался уже с жизнью, и бессчетное количество раз — с пальцами, руками и ногами, но отделался лишь несколькими царапинами.) Он поглубже натягивает темно-синий берет, застегивает куртку и, взяв в правую руку толстую сукастую дубинку, почти не касаясь забора, перепрыгивает к крокодилам. Мы и ахнуть не успели — он вбежал по колени в воду и, повернувшись к самому большому, метра в три, рон-биферу, со всего маху шарахнул его по макушке дубиной. Тот лениво приоткрыл левый глаз, пошевелил правой лапой и снова уснул.

— Секундочку, — попросил Энрике и подошел к нему совсем близко.

Мы начали его уговаривать, уверять, что и так верим в проворность и жестокость его питомцев. Но Энрике ответил, что проделывает это исключительно ради спортивного интереса. И так огрел по спине трехметрового гиганта, что тот вскочил на мощные короткие лапы, отпрыгнул в сторону, мгновенно захватил дубину-обидчицу пастью и в долю секунды раскрошил ее как кусочек растворимого сахара... И устремил страждущие, желтые с кровавой поволокой глазки на то место, где секунду назад стояли ноги Энрике. Но тот уже радостно, как мальчишка, хохотал рядом с нами. Крокодил сердито промычал, сделал движение, очень напоминающее почесывание, прошелся по пляжу, осторожно ставя лапы, чтобы не наступить на загорающих товарищей, и снова лег, теперь в тени больших зеленых листьев альмендры. Он раскрыл пасть и, угрожающе выставив все свои шестьдесят, величиной с палец, острейших зубов, сладко уснул.

— Это еще что! Вот если бы Синюю Бороду видели! Наверное, он сейчас после очередной схватки на дне, в иле отлеживается. Герой! Всем крокодилам крокодил! Больше пятнадцати футов в длину! Настоящий Дон Жуан — самцы боятся, потому что все, пожалуй, уже испытали на себе его зубы, а самки влюблены по уши.

Энрике с какой-то даже отеческой гордостью рассказывает о своих крокодилах, совсем как о сознательных существах.

— Началось все с того, что в этом озере, на противоположном от нас берегу, поймали большого ронбифе-ра. Ронбифер — здешний крокодил.

От акутуса (в питомниках он есть тоже) он отличается темно-желтой окрёской, толщиной, рисунком чешуи и местом обитания. И до этого здесь ловили крокодилов, но тот ронбифер был удивительно крупным, красивым и сильным. Обычно достаточно накинуть на морду петлю-на-мордник, сдавить как следует, закрыть глаза, связать ему лапы за спиной — и крокодил становится совершенно беспомощным. Даже хвостом, которым вообще-то он способен запросто переломать ноги, ничего не может сделать. С тем же, первым ронбифером, боролись чуть ли не полдня несколько профессионалов-каскадеров. Убивать его было жалко. Справились. Потом отгородили ему заводь, нашли пару...

Сейчас в восемнадцати больших озерах питомника больше двадцати тысяч крокодилов. Живут крокодилы долго — 70—80 лет, взрослеют быстро. Лет в шесть-семь крокодил уже не прочь закусить своими меньшими собратьями. Поэтому их расселяют по возрастным группам, как по классам.

— Удачно вы приехали, — говорит Энрике. — Чуть попозже, перед закатом, увидите, как они ухаживают друг за другом. Интереснейшее зрелище. Это целая церемония. А вот супружеских пар, матримоний, практически не бывает. Любовь кончается, как только разговор заходит о детях. Откладывают крокодилицы тридцать пять—сорок яиц, из которых в течение часа вылупляются крокодильчики размером с карандаш. С матерью дети бывают три — четыре дня, но даже к концу такого короткого срока она успевает их забыть. Не говоря уже о папе, который прямо мечтает всех их слопать. И маме лапу откусит, если будет приставать с глупыми претензиями. Проблема развода и раздела имущества решается просто, — улыбается в усы Энрике.

— Смотрите! — кричит он. — Этот за ней уже дня четыре ухлестывает!

Из-за мостика появилась крокоди-лица, и с нашего берега плывет к ней навстречу жених — толстый, красивый, двух с половиной метров роста. Само воплощение мужского обаяния и нежности, даже цвет кожи изменился, стал чище и ярче. Ронбифер медленно подплывает к самке, остановившейся посреди пруда, у небольшого кустика, осторожно прикасается своим плечом к ее шее, трется носом о спину, о хвост, громко томно вздыхает и приникает своей пастью к ее пасти. В продолжительном поцелуе слышен лишь нежный стук зубов... Вдруг разнежившаяся самка резко вздрагивает и рывком отплывает от обольстителя. Очумевший от страсти ронбифер тоже встряхивается, фырчит и снова подплывает к желанной, настойчиво

8