Вокруг света 1981-02, страница 31

Начиналось вторжение сорока четырех дивизий шестисоттысячного войска, собранного в пяти военных округах Китая, — 550 танков и бронетранспортеров, 480 артиллерийских орудий и 1260 тяжелых минометов. Многочисленная авиация, сосредоточенная близ города Пинсяна, боевой флот, базировавшийся на острове Хай-нань, сопровождали эту орду, ринувшуюся по проторенным дорогам завоевателей прошлого.

Две с лишним недели на Вьетнам обрушивался бешеный натиск агрессора. Потом китайская армия полторы недели медленно отползала, оставляя за собой траншеи, устланные трупами мирных жителей, взорванные заводы, рудники, фабрики и дома, рухнувшие мосты, разграбленные города и села, заминированные рисовые чеки. Враг уходил, огрызаясь на каждом перевале горных дорог пограничных вьетнамских провинций.

Фактор внезапности всегда считался одним из решающих в планах агрессора. Субботним утром 17 февраля 1979 года все, казалось, способствует этому. Накануне вечером густая дымка сизой вуалью накрыла иззубренные горы почти на всем протяжении тысячи шестисот километров китайско-вьетнамской границы. Безлунной ночью резко упала видимость, кромешная тьма и сгустившийся перед рассветом туман слепили средства наблюдения вьетнамских пограничников. В три ноль-ноль минометы и орудия, подтянутые китайцами, обрушили снаряды на позиции вьетнамцев в Каобанге. Через полтора часа огонь распространился по всей границе. Под его прикрытием головные колонны китайских сил вторжения, увлекая за собой заранее собравшиеся армады мародеров с повозками, ринулись по всем направлениям ударов. Главные из них шли на города Лангшон, Каобанг и Лаокай.

И в предыдущие дни ясно было, что вторжение разведгрупп, похищение людей, стрельба из стрелкового оружия, схватки с вьетнамскими пограничниками, переходившие в ожесточенные... бои, совершались китайскими солдатами не по собственной инициативе и даже не по воле своего командования. При* каз для нападения в таких масштабах мог направить только Пекин. Это означало войну, а такие события не подкрадываются внезапно.

Приглашение в международный клуб, куда Министерство иностранных дел вызвало аккредитованных во вьетнамской столице журналистов, поступило по телефону 14 февраля за несколько минут до начала пресс-конференции, и мно

гие из корреспондентов буквально гадали о причинах предстоящего выступления заместителя министра иностранных дел Хоанг Бить Шона.

Из боковой двери энергичной походкой вышел озабоченный Шон и занял центральное место за длинным столом, заставленным микрофонами и портативными магнитофонами.

— Сегодня, — сказал заместитель министра, — опубликовано заявление об усилении актов вооруженных провокаций и военных приготовлений со стороны Китая на границе Вьетнама. 10 февраля мы направили уже на этот счет послание Совету Безопасности ООН, обратив его внимание на всю серьезность положения... Но это, — сказал Шон, — пока еще не война...

Коллеги из телеграфных агентств ринулись к дверям, и так уж получилось, что на минуту-две меня прибило к корреспонденту Синь-хуа Ли Вэньмину. Заметно осунувшийся и уставший в последние дни, с покрасневшими глазами, в наглухо застегнутом кителе, он не торопился. Видимо, ничего нового на пресс-конференции он не услышал. Оказавшемуся рядом японцу Токано из «Акахаты» Ли сказал с вежливой улыбкой:

— Древние считали высшим проявлением устойчивости духа способность не доводить вражду до крайностей...

— Сошлюсь на Лао Цзы, — отвечал Токано. — Он говорил: «Покажите мне насильника, который хорошо кончил, и я возьму его в учителя».

Ли вскоре исчез из Ханоя, а Токано погиб 8 марта вечером в Лангшоне: мина из миномета угодила в машину, в которой он пытался проскочить улицу Нгуен Тхай Хак на виду китайских позиций, находившихся на другом берегу реки Киконг, пересекавшей город.

Но в тот день, конечно, никто еще не хотел предполагать самого худшего...

«ДАДИМ ПО ЗАТЫЛКУ НЕБЛАГОДАРНЫМ!»

Лейтенант Нгуен Хыу Зюен сложил в брезентовый мешок защитную фуражку с матерчатой звездой, рожок от автомата, пистолет, обойму и патроны к нему, завязал бечевкой и навесил бумажку с подписью: «Захвачены 16 февраля у пограничного столба номер 14, сектор Пома». Джутовой мочалкой стер с грифельной доски кроки положения на его участке. Утром лейтенант руководил стычкой пограничников с лазутчиками, которых вел бывший хуацяо из Лок-

биня, находящегося неподалеку от Лангшона. На этот раз обошлось без потерь, но случалось всякое.

— Шесть бойцов, полицейских и крестьян-ополченцев начиная с января пропали без вести. Вероятнее всего, захвачены. Трое убитых. Тяжело- и легкораненых у нас восемь. Завтра утром сможете увидеться с ними в госпитале...

Десять вечера. В бараке из бамбуковой дранки на лангшонской окраине сыровато, промозгло и совсем не по-тропически холодно. Пар сероватой струйкой поднимается над горлышком полуостывшего термоса. Допиваем зеленый чай. От бесчисленных чашечек на языке медная оскомина. За окном ложится туман, редкие фонари словно обернуты марлей. От лампочки, горящей вполнакала, лицо лейтенанта кажется еще более серым, осунувшимся и усталым, и мне совестно его задерживать после пресс-конференции, с которой все разошлись полчаса назад. Но для завтрашней корреспонденции необходимы детали, и мы продолжаем разговор.

Лейтенант еле держится на ногах, но отвечает учтиво, четко. Вьетнамцы обычно симпатизируют настойчивости, если она вежливая продиктована делом.

— Знаете что, — говорит Зюен, — сейчас на границе тихо. Мне ехать домой в направлении Донгданга. Положим мой велосипед в ваш УАЗ, проедем в ту сторону, вы наберетесь впечатлений, а у меня будет лишний часок поспать...

Фары рвут из тьмы клыки остан-цов, осыпавшиеся камни, кручи, поросшие жестким, словно колючая проволока, кустарником, ободранное полотно дороги. УАЗ трясет и подбрасывает, старенький велосипед лейтенанта, задвинутый под брезент за задним сиденьем, звякает цепью. В небольшой деревушке истерично заливается собака. Мы останавливаемся. Из темноты выдвигаемся человек в черной куртке с коваными пуговками на шнурах-гайтанах и куцых клешах. Одну руку держит на автомате, другой — светит фонариком. Уперев луч в Зюена, сразу его гасит.

По тропке, ползущей вдоль хижин, от которых тянет теплым духом скотины, минут двадцать поднимаемся вверх. На гребне из-под ног осыпается почва.

— Прислушайтесь, — говорит лейтенант.

Невольно хочется говорить шепотом. За гребнем в тумане — словно край земли. Ничего не видно. Но ясно слышны энергичные удары в такт: бьет в ладони множество людей. Потом запевают. Разбираю отдельные слова по-ки

29