Вокруг света 1981-06, страница 21

Достал свой паек, согрел воду и стал кормить мать. Я видел, как она ест хлеб, и в какой-то момент остановил ее: взял 'осторожно за руки, боясь сделать ей больно. Мать была очень слаба. На следующий день пошел по блокадному Ленинграду. Дойдя до набережной Невы, увидел дорогие моему сердцу силуэты боевых кораблей. Был я в сухопутной форме: в шинели, обожженной, простреленной, на петлицах — три кубика политрука, ушанка. Иду и всматриваюсь в лица, пытаюсь узнать знакомых моряков. Так дошел до моста Лейтенанта Шмидта. И тут увидел — стоит крейсер «Киров». Не знаю почему, но что-то толкнуло меня подняться на корабль. Взбираюсь по трапу, а вахтенный офицер, стоявший на юте, подтянутый, такой сияющий, с надраенными пуговицами, всматривается в меня: зачем это пожаловал сухопутный человек?

Поднявшись на палубу, я сначала, как и положено моряку, повернулся лицом к корме, отдал честь военно-морскому флагу. Вахтенный, наблюдавший за мной, видимо, признал во мне моряка.

— Кому и как доложить? — спросил он.

— Кому? Как?! Мой дорогой,— говорю,— я пришел с одним вопросом, нет ли у вас на крейсере моряков с погибших кораблей? Ищу своих боевых друзей. Сам я служил на «Энгельсе».

— Как же, есть,— обрадованно ответил вахтенный офицер. — Капитан второго ранга, бывший командир «Энгельса», наш старпом.

— Владимир Павлович Васильев? — почти крикнул я. — Доложите: его хочет видеть Василий Стукалов.

Вахтенный офицер послал за Васильевым рассыльного матроса.

Прошло несколько минут, и на палубу выбежал Владимир Павлович, но, увидев меня, остановился и некоторое время стоял растерянно. Его смутила моя сухопутная форма. Потом бросился ко мне, сжал в объятиях и стал колотить по спине: «Ведь мы же тебя похоронили. Говорили, что погиб под Петергофом»,— и, не выпуская меня из объятий, повел в каюту.

Вахтенный офицер стоял в стороне и грустно и тепло улыбался...

Разговор в каюте был коротким, первый вопрос: «Где воюешь?», второй: «Хочешь ли вернуться на флот?»

— Второго вопроса мог бы не задавать,— сказал я. — Кажется несбыточным.

— Почему? Пойдем к командующему эскадрой,— и Васильев повел меня к вице-адмиралу Дрозду — он держал свой флаг на крейсере «Киров».

Адмирал Валентин Петрович Дрозд принял нас, выслушал Васильева, который говорил, что встретил друга, моряка со своего корабля... Адмирал

прямо при мне сказал, что такие люди нужны флоту и что есть решение Военного совета флота отзывать моряков с сухопутного Ленинградского фронта...

Дивизион морских бронированных охотников был создан после прорыва ленинградской блокады. Василия Викторовича тогда назначили заместителем командира по политчасти особого отряда кораблей. Вот две фотографии того времени: одна, групповая, снята на фоне разрушенной фашистской крепости Пилау. На палубе полукрутом расположились моряки. Василий Викторович сидит с краю. Лица трудно различить, но в общем настроении фотографии чувствуется победная атмосфера тех дней. На втором снимке Василий Викторович крупным планом перед башней с мостиком сигнальщика и стволом зенитного орудия.

Групповой портрет с разбитой фашистской крепостью я считал бы последней из военных фотографий. Но парадность второй заставила меня усомниться в этом. Капитан-лейтенант Стукалов на ней позирует стоя, при орденах, с высоко поднятой головой, с гордым прищуром. Этот взгляд остался у него и по сей день: смотрит на тебя, а будто видит прошлое... Я спросил его, которая из этих двух фотографий сделана последней, и он ответил:

— Последней нужно считать ту, в которой видна наша победа.— Он сам принялся рассматривать лица на снимке, а потом с сожалением в голосе сказал: — Отряд кораблей тогда был сформирован так быстро, что имена многих людей теперь не могу припомнить...

А начался этот завершающий этап Великой Отечественной для Василия Викторовича и его товарищей в марте 1945 года.

Василия Викторовича Стукалова вместе с командиром отряда, в то время капитаном второго ранга, Станиславом Ивановичем Кведло вызвали в освобожденный Таллин на Военный совет Балтийского флота. Военный совет под председательством командующего флотом адмирала Владимира Филипповича Три-буца принял решение направить отряд кораблей для оказания помощи штурмующим Кенигсберг войскам и обеспечить взятие крепости Пилау с моря.

Задача была трудной. Она усложнялась еще и тем, что наши корабли должны были прорвать оборону курляндской группировки противника, еще остававшейся в районе Лиепаи на траверзе Ирбенского пролива, хотя к этому времени наши войска уже продвинулись за Мемель и готовились к штурму Кенигсберга... Надо было отряду кораблей пройти район Ирбенского пролива необнаруженным,

в противном случае принять бой и прорваться. Выход был назначен на первые числа апреля. Корабли должны были подойти в квадрат Ирбенского пролива в темное время суток, примерно в час ночи, в полной скрытности...

— Помню, перед выходом в море пришли к н^м на головной корабль боевые друзья,— вспоминает Василий Викторович,— так было у нас заведено — собраться, пожелать друг другу счастливого завершения операции. Командир гвардейского двести пятого сторожевого корабля капитан третьего ранга Сорокин принес вареную курицу, редкий сувенир для того времени. И когда сели за стол и начались напутствия, Сорокин от этой курицы отрезал, как говорится в народе, царское место — огузок и сказал: «Вот, друзья, это вам на удачу».

Вышли в ночное время, подошли к району Ирбенского пролива благополучно. Шли кильватерной колонной, девятнадцать вымпелов. Связь между кораблями поддерживалась с помощью затемненного ратьера — фонарика с малорассеивающимся лучом света. В эфир не выходили. Приближались к самому ответственному квадрату. До этого другая группа кораблей уже пыталась прорваться, но не сумела, вернулась обратно. Так им было приказано: если встретите превосходящие силы противника, возвращайтесь. То же самое было сказано и нам.

Пройдя немного, впереди мы заметили несущие дозорную службу фашистские корабли. Несмотря на нашу скрытность, они обнаружили нас, видимо, с помощью радиолокационных или акустических установок. И тут же открыли огонь. Вокруг головного охотника начали падать снаряды: перелет, недолет — казалось, вот-вот попадем в вилку. Стали обходить вражеские корабли, сами открыли огонь из башенных орудий, сбрасывали глубинные бомбы — поблизости могли оказаться подводные лодки. Завязался бой. Фашистам еще помогала тяжелая береговая артиллерия. В это время подходит ко мне командир:

— Комиссар, что будем делать?

— Давай прорываться,— говорю.

У нас на корабле уже появились

раненые. Вокруг вздымались фонтаны воды. Командир дает команду: «Сигнальщик! Всем право на борт!»

Мы повернули значительно правее, к шведским берегам. Пока нас преследовали, мы покалечили и вывели из строя несколько сторожевых кораблей противника. А вышли мы из боя, потеряв лишь одного охотника, и то из-за попадания береговой артиллерии. На рассвете увидели, что все остальные корабли целы, правда, идут несколько разбросанно, но по сигналу снова выравниваются в кильватерную колонну...

21