Вокруг света 1982-04, страница 26

для голландской столицы. Но такого Амстердам еще не видал за свою более чем 700-летнюю историю. С раннего утра по улицам и набережным, ведущим к Музеумплейн, потекли людские ручейки. К 10 часам весь центр затопило настоящее половодье, полностью парализовав движение транспорта. А трамваи, вынужденные останавливаться за целый километр, высаживали все новые и новые толпы празднично одетых людей.

Петер Гроот и Бернард Хойвек решили устроить свой КП у левого крыла Государственного музея. В случае необходимости отсюда можно сразу выйти на набережную Стадхоу-дерскаде, а затем добраться до любой точки "Старого города.

К 11 часам полукилометровый прямоугольник Музеумплейн полон народа. Вся площадь, словно цветами, усыпана яркими плакатами и транспарантами. Особенно много черно-желтых эмблем антинейтронного комитета и плакатов, на которых энергичная дама средних лет, символизирующая Европу, решительным пинком вышвыривает американские ракеты из своего дома. Не обделен вниманием и президент США. Петер с Бернардом от души смеются, глядя на плакаты с его изображением. Вот Рейган с лотком торгует вразнос ядерными боеголовками. На другом он сосредоточенно раскуривает огромную сигару в виде ракеты. На третьем поливает из лейки уходящий за горизонт садик, в котором рядами торчат из земли «Першинги».

На огромной эстраде, сооруженной под готическими башенками Государственного музея, начинается концерт. Певцы, актеры, танцоры сменяют друг друга. Люди на Музеумплейн стоят так плотно, что трудно понять, как они ухитряются аплодировать выступающим.

Незадолго до начала митинга Гроот и Хойвек покидают площадь. Нужно проверить, все ли в порядке у ребят, патрулирующих вдоль обоих маршрутов, по которым скоро двинутся демонстранты с Музеумплейн. На Стадхоу-дерскаде Петер сворачивает налево, а Бернард направо, договорившись встретиться позади Королевского дворца на площади Дам.

Однако уже в начале Нассаукаде Гроот понял, что дальше ему не пройти. По набережной навстречу медленно и торжественно двигался нескончаемый людской поток. Непосвященному могло показаться, будто идет народное гулянье. Если бы только не были так серьезны лица и не пешие и велосипедные полицейские патрули, сопровождающие колонну. И конечно, не лозунги и плакаты, высоко поднятые над головами. На разных языках они требуют, призывают, утверждают: «Европа не будет полем боя!», «Рейган, уберите свои ракеты!», «Долой ракетно-ядерные планы НАТО!» Следом идут трое солидных мужчин в генеральских мундирах, жонглирующие «Пер

шингами» и «Минитменами». За ними несколько демонстрантов в погребальных саванах несут атомную боеголовку.

Пытаться переждать поток демонстрантов было бесполезно. Петер решил перебраться на другую сторону канала Сигель, а дальше искать обходный путь.

Переулок, в который он свернул, привел бы в восторг любого туриста. Узким трех- и четырехэтажным домам из красного кирпича, вплотную притиснутым друг к другу, было никак не меньше двухсот лет. Об этом говорили выступавшие из-под черепичных крыш балки с блоками, с помощью которых в квартиры поднимали мебель и тяжелые вещи. Рядом с перекрестком у входа в подвал висела старинная вывеска «Вода и огонь продаются», хотя по утрам хозяйки давно уже не бегали покупать кипяток и горящие угли. В другое время Петер обязательно бы остановился, чтобы рассмотреть ее. Но сейчас нужно было спешить.

Гроот машинально взглянул направо и застыл на месте. По пустынному переулку со стороны Эландграхт катил серый «вольво». Петер выскочил на мостовую и отчаянно замахал руками: ведь движение в Старом городе на время манифестации запрещено! Но машина не остановилась.

Когда она приблизилась, юноша с удивлением обнаружил, что в кабине никого нет. Петер слышал, что иногда автомобили, припаркованные на набережных, сами скатываются в каналы — сдают'тормоза. Однако здесь тормоза явно были ни при чем: «вольво» с работающим мотором кем-то специально пущен по этому пустынному переулку, чтобы врезаться в демонстрантов, идущих по Розенграхт, и вызвать панику. Самая настоящая провокация!

Не раздумывая, юноша бросился к машине, рванул переднюю дверцу и... полетел на мостовую: неожиданно лег-kq распахнувшись, она сбила его с ног. От удара о брусчатку он, видимо, на мгновение потерял сознание. Когда Петер поднял голову, «вольво» был уже метрах в тридцати. Ужасно болела вся спина, перед глазами мелькали черные мушки. Но он заставил себя встать и, прихрамывая, побежал за машиной.

Гроот догнал ее лишь у следующего перекрестка. До Розенграхт оставалось всего два квартала, и действовать следовало наверняка. Поравнявшись с открытой дверцей, Петер ухватился правой рукой за подголовник и плашмя метнулся на сиденье. Он даже не подумал, что может сломать руку или раскроить лоб. Главное — остановить «вольво».

Под ногами были две педали. Какая из них тормоз, Петер не знал и поэтому нажал на обе сразу. Педали послушно вдавились в пол, но машина продолжала катиться. «Надо выдернуть ключ зажигания»,— вспомнил он и потянулся к панели. Ключа в гнезде не было. Ручка переключателя скоростей не

двигалась, сколько Гроот ни дергал ее.

И тогда, чувствуя, как им овладевает отчаяние, Петер крутанул баранку. «Вольво» резко вильнул в сторону. Раздался звон бьющегося стекла, противный скрежет сминаемого металла, и машина замерла, уткнувшись в стену дома.

В наступившей тишине за спиной Петера вдруг раздалось громкое, отчетливое тиканье. Удивленный, он перегнулся через спинку: глубоко вдавившись в сиденье, там лежал большой зеленый ящик с множеством отверстий на боковых стенках. На верхней крышке в центре был круглый циферблат, как на старом будильнике. Приглядевшись, Петер обнаружил, что циферблат медленно вращается под прозрачным колпачком. У него мурашки побежали по коже: «Бомба с часовым механизмом!»

Тик-так, тик-так — цифры скачками проходили мимо красной ризки.

...Шесть... пять... четыре...

Мелькнула мысль, что, если выскочить из кабины и броситься на землю, может быть, удастся спастись. Но Петер был не в силах шевельнуть ни рукой, ни ногой.

...Два... один... ноль!

Раздался громкий щелчок. Почти одновременно из отверстий в стенках ящика забили сизые струйки едкого дыма.

«Всего лишь дымовая шашка!» — Гроот готов был кричать от радости. Хорошо, что она сработала здесь, в переулке, а не в толпе на Розенграхт. В поднявшейся панике не обошлось бы без жертв. Именно на это и рассчитывали подонки, пустившие «вольво».

Слезы застилали глаза, дышать становилось все труднее. Но Петер лихорадочно крутил ручки, одно за другим поднимая стекла. Полузадохшийся, он вывалился наружу и захлопнул дверцу. Все. Кабину моментально заполнил дым, словно ее набили грязной ватой. Теперь это было уже не страшно.

Вечером в сводке новостей Петер Гроот с удовольствием выслушал заявление представителя полицейского управления Амстердама, которое тот сделал корреспондентам: «В манифестации участвовало полмиллиона человек, но за весь день в городе не было ни одного инцидента. Если не считать, что на лотке у разносчика бутербродов и прохладительных напитков лопнула бутылка с газированной водой».

В переданном вслед за этим репортаже из голландской столицы Петер обратил внимание на сообщение корреспондента американской телекомпании Эн-би-си Мэлори: «Сегодня в Амстердаме прошла самая мощная антивоенная демонстрация в Западной Европе за весь послевоенный период... Если бы президент Рейган был здесь, он вряд ли остался бы доволен. Старинный город превратился в арену массового протеста против гонки вооружений, против ядерного оружия. К такому протесту трудно не прислушаться».

24