Вокруг света 1982-06, страница 54

цы лишь в редких случаях позволяли себе роскошь потратить его на украшения?

Теперь, когда в общих чертах обрисовано хозяйство фатьяновцев, можно попытаться решить загадку поселений этих таинственных людей. Предположение о кочевом образе жизни фатьяновцев основывалось главным образом на том, что не были известны места их стоянок. Но отсутствие доказательств само по себе не может служить доказательством. Больше того, состав фатьяновского стада доказывает, что они не могли кочевать, а жили оседло. Об этом можно было догадаться и раньше по обширности их могильников и составу захоронений. Изучение узоров на сосудах, расположения могил, антропологические исследования погребенных позволяют с уверенностью говорить, что перед нами родовые кладбища, на которых умерших хоронили по семейно-родственным признакам. Некоторые из таких кладбищ содержат более сотни погребенных. Следовательно, где-то поблизости располагались и поселения фатьяновцев, владевших хозяйственными помещениями, загоном для скота с навесами, где животных укрывали в непогоду, с мастерскими металлолитейщиков и кузнецов...

Пора взглянуть правде в глаза: мы не знаем этих поселений не потому, что их нет, а потому, что их специально никогда не искали. Раскопки велись до последнего времени только на самой территории фатьяновских могильников. Поиски неолйтических поселений в лесной зоне археологи по традиции ведут исключительно по берегам озер и рек. Между тем поселения древних земледельцев и животноводов должны располагаться там же, где их могильники, где были их пастбища и где теперь находятся поля и современные деревни.

Именно здесь, на пашнях, собрано большинство боевых фатьяновских топоров. Они не могли попасть на поверхность из разрушенных могил — фатьяновцы хоронили своих умерших достаточно глубоко — и на поверхности могильника, как правило, ничего фатьяновского не находят. Стало быть, каждый раз мы натыкаемся на остатки фатьяновского поселения, разрушенного до основания многовековой пахотой...

Так что же, загадки нет и все тайны решаются почти математическими уравнениями? Нет, тайна жива, только искать ее следует в других «измерениях». Не в облике культуры фатьяновцев, не в их экологии, не в местах поселений, а в них самих.

Кто они? Почему попали в наши псевдостепи? Чем объяснить столь резкую разницу в уровне культуры фатьяновцев и местных племен? Что несли они в себе, семена каких идей

сеяли вокруг? Какими видели окружавший их мир?

Вопросы эти не случайны. Уже само отличие физического облика большинства фатьяновцев от остального населения Восточной Европы, сохранившегося в своих основных чертах до наших дней, заставляет интересоваться их происхождением. Большинство археологов на основании внимательного изучения комплексов вещей из фатьяновских погребений полагают, что фатьяновцы, как и остальные представители культуры «боевых топоров», принадлежали к индоевропейской языковой семье, к тем легендарным ариям, которые в середине II тысячелетия до нашей эры вторглись в долину Инда.

Именно с ними связывают сложение индоевропейской языковой общности, куда входят балтийские языки и русский.

Хозяйство и экология фатьяновцев, как они могут быть воссозданы сейчас, удивительно совпадают с чертами быта и представлениями древних ариев. Примером может служить почитание⁴ коров, от которых берется только молоко, тогда как мясо получают от коз и овец. Подобную двойную направленность животноводства кое-где и теперь можно встретить в Индии. С другой стороны, соседство с лесом и повышенный интерес к медведю с неизбежностью предполагают присутствие меда в их ежедневном меню. Следы его в виде характерной пыльцы медоносов когда-нибудь палинологи обнаружат на дне и стенках не вымытых археологами фатьяновских сосудов из новых погребений. Между тем известно, какое большое значение имел мед у ариев: видимо, из него они приготовляли сому — пьянящий «напиток богов».

С арийскими племенами древней Индии фатьяновцы схожи и формами своих сосудов, и характером жилищ, известных на территории других культур «боевых топоров».

Как ни странно, я не могу отделаться от мысли, что вместе с новой экологией фатьяновцы принесли в наши леса новые представления о мире. Или — новое ощущение его.

Выбравшись из лесов, с топких берегов озер и речек, из торфяных болот, где лежат остатки неолитических стойбищ, на высокие, плавно катящиеся холмы, откуда открываются необъятные просторы, ощущаешь благоговейный восторг. Восхищение охватывает человека перед бескрайностью горизонтов и бездонностью неба, мелькавшего до того лишь клочками между деревьев. Обнаженным, маленьким и потерянным должен был •чувствовать себя лесной человек, привыкший к тесноте леса, к сумеркам, тишине, в которой каждый звук имеет свое значение, каждый шорох заставляет настораживаться, от каждого мускула требуется готовность к

действию. А здесь, в ослепительном буйстве света, ветра, стихий, рождалось и заполняло сердце почти божественное спокойствие, требовавшее от человека не столько поклонения, сколько утверждения своего «я», своего духа в этих пространствах земли и времени, доступных его телесному и духовному взору...

Нет, не случайно было то лето, наполненное солнцем и грозами, когда я впервые прикоснулся к тайне фатьяновской культуры и увидел открывавшиеся с их могильников горизонты. Вот почему, на мой взгляд, правы те археологи, которые даже без достаточных оснований полагали фатьяновцев «солнцепоклонниками». Вечный небесный огонь древние могли почитать хотя бы потому, что в одном из его проявлений, в пламени горна, раздуваемого мехами литейщиков, один и тот же металл, переплавляясь и заполняя все новые формы, становился то рабочим топором, то копьем, то кинжалом, то браслетом, то перстнем, чтобы в случае нужды через какое-то время снова слиться воедино в сверкающем топоре.

Не здесь ли сокрыто связующее звено фатьяновцев с арийцами, принесшими в Индию уже огненное погребение? Ведь в самых поздних фатьяновских могильниках, если археологи не ошибаются, на место погребения приходит кремация на костре. И в это время фатьяновцы исчезают — так же внезапно, как когда-то они появились. Зарастают их могильники. Последние черепки лежат на неолитических стойбищах, а на Плещеевом озере — на территории могильника бронзового века, принадлежащего уже другой культуре,— «ложно-текстильной керамики», связанной не только с животноводством и металлообработкой, но и с развитым земледелием.

И люди этой культуры уже хоронят не тело умершего, сжигаемое на костре, а его «душу», которую отправляют в загробный мир куда менее пышно и основательно, чем то делали на первых порах фатьяновцы.

Я думаю, что все эти вопросы и возможные параллели в представлениях фатьяновцев и древних ариев рано или поздно встанут перед исследователями, пытающимися проследить в тысячелетиях возникновение наших представлений о мире и причины скачкообразности исторического процесса.

А пока это всего лишь дополнительный штрих на той удивительной картине, которую являют нам в прошлом странные, такие непохожие на остальных люди, жившие когда-то и учившие соседей — охотников и рыболовов нашей лесной полосы. Люди, чьи поселения должны быть почти полностью уничтожены трехтысяче-летней пахотой, для которой они, собственно, и готовили избранную ими землю...

52