Вокруг света 1982-09, страница 54

за борт. Потом сунул ему в руки румпель.

— Норман, наш курс — зюйд-вест. Твоя вахта до полуночи. Строго держи курс и следи за огнями пароходов. Если заметишь, что с нами сближается судно или заходит ветер, буди меня.

— Я не могу,— чуть слышно прошептал Норман.

Я безжалостно врезал ему несколько раз по ребрам. Это настолько приободрило Лакстона, что он начал рулить. Не раздеваясь, прямо в штанах и куртке, я забрался в нашу единственную койку. На выносливость Нормана я не возлагал слишком больших надежд и потому спал вполглаза. Через некоторое время я почувствовал, что «Тиликум» приводится к ветру. Не мешкая ни секунды, выскочил из койки и бросился на палубу. Мой Норман завис над водой, едва не вываливаясь из страховочной петли и ухватившись обеими руками за голову.

Я молча взял ведро, наполнил его чудесной прозрачной тихоокеанской водичкой и с размаху выплеснул ее Норману на голову. Он тихонько ойкнул и схватился за румпель. Судно снова легло на курс.

Понадобилось бессчетное количество тумаков и водных процедур, потребовалась целая неделя, чтобы вернуть Нормана в мало-мальски приличное человеческое состояние. Во всяком случае, Лакстон сторицей расплатился за все те враки о морских приключениях, которые он когда-либо напечатал в своей газете.

Едва мой напарник чуточку ожил, я начал обучать его основам морского искусства. До сих пор мы шли на ветер, и славный работяга «Тиликум» отлично справлялся с делом почти без нашей помощи. Теперь Норман должен был обучиться владеть парусами и рулем по-настоящему.

— Запоминай, Норман: то, что ты только что изволил наименовать веревкой, называется у моряков фока -шкотом, и ты его должен потравить, если ветер станет заходить с корм ы...

11 июля, на двадцатый день плавания, с норд-веста засвежело, ветер дул все сильнее и сильнее. Мы убрали один парус за другим, не вылезая при этом из рубки. Вот уже остался один только фок, под которым мы и удирали теперь от набиравшего силу шторма. Волны высотой с дом шипели за кормой. С гребней срывались клочья белоснежной пены.

Я достал из носового рундука плавучий якорь, который смастерил специально для этого рейса. К толстому железному обручу диаметром в полметра был пришит мешок из крепкой парусины. Получилось нечто вроде огромного сачка. Четыре троса, закрепленных на обруче коренными концами, я связал в общую петлю и пропустил через нее самый крепкии линь из всех, что у меня были.

— Послушай, Норман,— сказал я,—

забирай-ка этот якорь, иди на бак и закрепи свободный конец каната на битенге. Когда махну рукой — значит, я привожусь к ветру. Ты тут же спускаешь фок и бросаешь за борт якорь.

Мой спутник осторожно озирался по сторонам. «Тиликум» рвался вперед сквозь шипящую пену. Наконец до Лакстона дошло. На четвереньках, чтобы не сбило ветром, с якорем под мышкой, он пополз на бак и довольно споро закрепил конец троса за битенг. Выждав подходящий момент, когда «Тиликум» оказался во впадине между двумя большими волнами, я круто при-велся к ветру и одновременно раздернул фока-фал. Парус с треском пополз вниз: Норман тянул изо всей мочи.

— Теперь якорь! — крикнул я.

Мой напарник глянул вверх и увидел обрушивающуюся прямо на нас гигантскую водяную стену. Особых причин для беспокойства пока не было: нос «Тиликума» легко выдержал бы и не такую волну. Однако Нормана охватила дикая паника. Он выпустил якорь из рук — к счастью, за борт,— прыгнул на фок-мачту и, резво работая руками и ногами, в мгновение ока очутился наверху.

Мой друг доктор Мартене объяснял мне когда-то, что человек произошел от обезьяны, а вовсе не был сотворен в готовом виде богом, как нам рассказывал об этом в школе пастор Рухман. Сказать по правде, я до поры так и не уверился в истинности этого дела. Но стоило мне увидеть Лакстона на фок-мачте, как я тут же стал ярым приверженцем обезьяньей гипотезы.

Одно плохо—«Тиликум» вовсе не для того был построен, чтобы нести на мачте здоровенного мужчину. Суденышко рискованно накренилось, едва не черпая бортом воду.

— Вниз! Живо! — взревел я как бешеный бык.

Лакстон и сам увидел, что волна без всякого ущерба для нас мирно прошуршала мимо, и, сконфуженный, скользнул по мачте вниз. Мы дрейфовали, хода не было, ветер разворачивал «Тиликум» лагом к волне. И тут заработал наш плавучий якорь. Трос вытянулся в струну, и не успела прийти очередная волна, как якорь снова развернул нас носом к ветру.

В полнейшей безопасности мы стояли на якоре в бушующем море. Слегка покачиваясь, «Тиликум» медленно дрейфовал кормой вперед. Я закрепил руль и, учитывая надвигающиеся сумерки, зажег фонарь. После этого мы оба забрались в каюту.

Я собирался было слегка отчитать Лакстона, однако он опередил меня:

— Мне стыдно, Джон, но если бы ты знал, как я испугался!..

Позже Норман напечатал о нашем путешествии большие статьи в разных газетах, но о том, как он карабкался на мачту,— ни слова...

Дня через два нам посчастливилось поймать в паруса добрый пассат, а в середине июля, несколько огорченные наступившим штилем, мы пересекли экватор.

По первоначальному замыслу первая стоянка планировалась на Маркизских островах. Однако тогда нам пришлось бы долгое время идти круто на ветер, а при этом, как известно, судно больше всего захлестывает волной. Поэтому мы решили двигаться к острову Пенрин Пассат нам благоприятствовал, и мы пробегали от 150 до 170 миль в сутки. Понятно, что при такой скорости и соответственной силе ветра нам приходилось изрядно работать румпелем. Спать, прямо скажем, было некогда.

Наступило 1 сентября. По моим расчетам, мы находились где-то совсем рядом с островом. Но вот встало солнышко, а вокруг нас по-прежнему была только вода. Впрочем, я верил в свои навигаторские способности, кроме того, из лоции явствовало, что Пенрин — всего лишь невысокий атолл протяженностью около 8 миль.

К полудню на горизонте показалось темное пятно. Всякий раз, когда мы взбирались на гребень волны, я видел его совершенно отчетливо. Вечером мы шли уже возле самого острова, отыскивая южный проход в коралловом рифе, чтобы войти в лагуну. Лоция сообщала, что здешним туземцам особенно доверять не следует. Поэтому мы соорудили вокруг кокпита бруствер из мешков с балластом и привели в боевую готовность все огнестрельное оружие.

В точности следуя указаниям лоции, я направил «Тиликум» прямо туда, где в сплошной полосе прибоя виднелось свободное от пены «окошко». Большущая волна вскинула нас к себе на загорбок. Слева и справа заплясала, завихрилась белая пена. Неистовый шум прибоя оглушил и парализовал нас. Я на мгновение зажмурил глаза, а когда раскрыл их, то обнаружил,, что мы уже скользим по тихой, зеркально-гладкой воде лагуны.

Перед самым заходом солнца мы добрались, наконец, до деревни. Она вынырнула из-за узкой, густо поросшей

¹ Нынешнее название — атолл Тонгаре-иа. (Примеч. ред.)

52