Вокруг света 1984-12, страница 33

ресом поглядел на распростертое тело и сказал, доставая сигарету:

— Надеюсь, Поль, вы не убили его.

— Нет, оберштурмбаннфюрер... Простите, пан полковник. Жив, холера.

Ковальский застонал, открыл глаза, увидел Колецки и вскочил. Разом. Словно в нем распрямилась пружина.

— Господин...— начал он.

— Вы простите нас, надеюсь, за маленькое испытание. Мои люди чуть перестарались,— Колецки прикурил, рассматривая Ковальского сквозь дым сигареты.— Проводите нас к схрону Ре-зуна.

— Конечно, господин оберштурмбаннфюрер,— Ковальский вытер рукавом рот, покосился на поручика,— давно ждем вас.

— Пошли,— сказал Колецки.— Нам надо управиться до рассвета.

На крыльце Поль спросил Колецки:

— Он ваш агент?

— Да.

— Почему вы меня не предупредили?

— Хотел проверить. Он еще может пригодиться.

— Может или пригодится?

— Вы умный человек, Поль. Зачем нам свидетель?

— В отряде Резуна есть надежные люди.

— Это издержки нашей профессии, Поль. Хозяевам надо, чтобы на этом участке границы было тихо, как в морге. Нам слишком дорог человек, который встретит резидента. Есть весьма правдоподобная легенда. Практически безупречная. Тем более что люди идут сюда на долгое оседание. Они станут законопослушными гражданами, попытаются вступить в партию, занять соответствующие посты. Их время придет.

— Значит, мы своей кровью мостим им дорогу? — зло спросил поручик.

— Конечно. Наша задача провести резидента и уходить. Все.

— А как же...

— Поль, пусть поляки сами разбираются с русскими, а русские с немцами. Поверьте, вам тяжело слушать, а мне тяжело говорить. Но выполнив приказ, мы уйдем.

— Куда?

— К англичанам. Здесь нас никто не должен видеть. Наше дело проводить человека из Лондона. Он в тысячу раз дороже всех костоломов Резуна и людей Жеготы, думающих только о том, сколько они убили коммунистов. Их диверсии — кровавое, уже бесполезное сегодня, а за тем человеком будущее. Будущее новой войны с Советами.

— А мы с вами что же? Кровавое настоящее?

— Нет, Поль, мы с вами автоматически на службе у будущего. И мы очень нужны тем, кто думает о пятидесятых, шестидесятых годах. А пока пошли мостить дорогу в завтра.

— Приедет взвод маневренной группы отряда, ты дашь человек десять, и конец банде Резуна. Понял? — Тамбов

цев лег на раскладушку.— Ох, и устал же я, Кочин, если бы ты знал. Как на границе?

— Спокойно. Я пойду наряды проверю.— Кочин встал.— А ты спи...

— Товарищ старший лейтенант...— Вошедший дежурный так и не успел договорить.

В палатку вбежала Анна Кучера.

Она была в кофте, юбка сбилась, волосы распущены.

— Скорее... Скорее... Там...

— Что? Что случилось?!

— Сашу убили...

— Сними маскировочные щитки,— приказал Тамбовцев шоферу,— освети место убийства.

Шофер немного повозился, и фары вспыхнули в темноте нестерпимо ярко.

Сергеев лежал, подогнув под себя руки, белая рубашка стала черной от крови. Тамбовцев наклонился, перевернул его.

Кинжал вошел точно под лопатку и остался в теле.

Тамбовцев осторожно вытащил его, осмотрел. На ручке, сделанной из рога, был прикреплен серебряный трезубец.

— Разверни машину чуть вправо,— крикнул Тамбовцев шоферу.

Свет фар побежал по траве, по поломанным кустам, мимо забора.

Рядом с телом на влажной земле четко отпечатался след рифленой подошвы.

Тамбовцев полез в машину, вынул чемодан, достал фотоаппарат.

Синевато-дымно вспыхнул магний.

— Его убили не здесь,— повернулся он к Кочину.— Сюда они перетащили труп. А зачем?

На подножке машины сидела закутанная в шинель Анна.

Тамбовцев поднялся, сел рядом с ней, закурил.

— Как вы обнаружили труп?

— Я... Я спала... Потом шум услышала... Окно открылось... Я встала... Смотрю, Саша мимо дома крадется...

— Что вы еще видели?

— Потом двух людей видела с автоматами.

— Они шли в ту сторону, что и Сергеев?

— Да.

— Кто видел Сергеева у вас?

— Ковальский. Он у нас вроде как староста, до выборов в сельсовет.

— Кочин,— Тамбовцев встал.— Пошли людей за Ковальским. А мы пока к школе подъедем.

У здания школы шофер вновь зажег фары. В их мертвенно-желтом свете кусты, стволы деревьев, трава потеряли свои краски и стали однообразно темными.

Тамбовцев увидел раскрытое окно, подошел к нему, осветил классную комнату. Потом луч фонаря побежал по траве. Остановился на секунду. Опять побежал.

Тамбовцев шел за лучом, фиксируя каждую мелочь.

Луч фонарика добежал до кустов. И тут Тамбовцев снова увидел тот же след гофрированной подошвы.

— Товарищ капитан,— подошел старшина Гусев,— Ковальского нет.

— Как — нет? А кто у него дома?

— Он одинокий. В доме пусто, а вот в конторе...

— Пошли.

Он сразу увидел все. Непогашенную свечу, несобранный наган, опрокинутый стул, окурки на полу.

Вошел Кочин, быстро осмотрел комнату.

— Били они его.

— Да.— Тамбовцев подошел к столу, собрал наган, подкинул его на ладони.— Избили и увели в лес. Но ничего, завтра мы с бандой покончим.

— Уже сегодня,— усмехнулся Кочин.

Они вышли на крыльцо. Над лесом

появилась узкая полоса света. Она увеличивалась с каждой минутой, и предметы 'стали вполне различимы.

Офицеры погрузили тело Сергеева в машину, накрыли его шинелью.

Машина двинулась осторожно. Шофер вел ее аккуратно, словно вез раненого.

...Выстрелы, приглушенные расстоянием, они услышали, подъезжая к заставе.

Навстречу машине бежал дежурный.

— Товарищ начальник! У соседа справа прорыв в сторону Польши! Просят подкрепления.

Теперь машину вел сам Тамбовцев. Стрелку спидометра зашкалило у предельной отметки. «Виллис» бросало из стороны в сторону, иногда на колдобине машину подкидывало, и казалось, она вот-вот взлетит. Звуки боя все приближались, и за ревом мотора пограничники точно определяли вид оружия, из которого велась стрельба. Как музыканты определяют голоса инструментов.

Вот тяжело ударил пулемет Горюно-ва, его поддержали звонкие голоса ППШ. Им ответил басовито и гулко МГ и шипящие очереди автоматов «стен».

Когда Тамбовцев затормозил, бой уже заканчивался, потерял свою цельность, рассыпался на маленькие очаги.

На земле лежали трупы, валялось оружие.

К Тамбовцеву подбежал начальник заставы.

— Прорыв, товарищ капитан. Группа, человек пятнадцать. С того берега их поддержали огнем.

— Ваши потери?

— Один убитый, двое раненых.

— У них?

— Шесть человек, одного взяли.

Тамбовцев шел по берегу. Убитые лежали в самых различных позах, на всех были польские мундиры.

Подошёл Кочин.

— Поляки.

— Да какие это поляки,— Тамбовцев бросил фуражку.— Поляки на фронте воюют с немцами, а это бандиты. Фашисты польские.

...На лице у задержанного была кровавая ссадина, мундир порвался, и из-

31