Вокруг света 1985-04, страница 24

Вокруг света 1985-04, страница 24

якорь. Стемнело быстро. Холод пробирал до костей, и если удавалось заснуть, то минут на двадцать. Рано, еще в полумраке, раздался голос капитана с судна: «Выбирай якори, выбирай якори! Дальше пойдем!»

...Трос, накручиваясь на барабан, выбрал слабину, но дальше цепь не пошла. Видимо, крепко зацепился якорь. Трактор окутывался клубами дыма, пускал снопы искр, но... только затащил сам себя на бруствер. Тогда Володя опустил щит и газанул так, что трактор повис в воздухе, опираясь почти что на один щит. Но от троса только брызнули искры, и его концы разлетелись в разные стороны. Трос лопнул. Пришлось прилаживать еще один, и снова трактор подпрыгивает, бревна под ним ходят ходуном, а палатку, которая была привязана к трактору, разорвало на куски, и край ее медленно затягивало под гусеницу. Я бросился вытаскивать из палатки тушенку, хлеб и рюкзак с фотоаппаратами — трактор размолотил бы все это в порошок.

Отлетела в сторону кастрюля с остат ками супа, и макароны растекались по бревнам, медленно уползая между ними в черную воду. Самодельный черпак-кружку, привязанную к палке, зажало бревном, и сколько я его ни дергал — бесполезно. Попробовал выбить ломом, но понял, что только пробью в кружке дыру. И тут лопнул второй трос.

Только с третьего раза якорь удалось «выходить».

Васильич вытер мокрое от пота лицо, неуверенно улыбнулся:

— Когда второй трос оборвало, я растерялся. Чем, думаю, якорь выхаживать будем? Только вот на обрывочке и выходили.

Напряжение спадало, и сразу почувствовали холод. Оранжевый, словно очерченный циркулем круг солнца хоть и поднимался над горизонтом, но плотные клочья тумана не исчезали. Слева туман как бы отсекал деревья у корней, и казалось, что стволы висят в воздухе.

Володька плеснул на очаг солярки. Копоть оставляет на лицах жирные черные полосы, но этого никто не замечает — мы радуемся теплу, пьем пахнущий дымом и соляркой чай.

Наконец солнце берет свое, воздух становится суше. На плоту запахло смолой. И снова в небе закувыркались утки, с высокого яра падают и стремглав проносятся над водой стрижи, а пичуга говорит из кустов: «Плыви, плыви». Будто и не было бешеного утра, если, конечно, не думать, что палатка изорвана, контрольный бруствер держится подозрительно слабо, а бревна местами «гуляют»...

Эту ночь капитан решил не вставать на ночлег. Мы вывесили по обе стороны плота сигнальные фонари и разожгли на плоту костер, спасаясь от холода и сырости. Под утро всех поднял крик Саши Чернышева:

— На Волгу, смотри, на Волгу выходим!

Действительно, воды кругом было очень много, и, если забраться на крышу трактора, казалось, впереди можно увидеть светлую полосу Волги.

В высокой воде стояли черные, уже мертвые, деревья. Вода от плотины Чебоксарской ГЭС подошла сюда, видимо, еще в прошлом году, а лес не смогли или не успели вырубить. Птиц почти не слышно. Только ворона, гнездо которой темнело на одной из берез, долго прыгала по плоту, кося глазом на консервную банку. Но и она улетела.

Взгляд уже останавливался не на причудливом изломе берега, не на тихих заводях, а невольно фиксировал то, что раньше опускал: нефтяные радужные пятна на воде, кучи удобрений на полях рядом с рекой. У деревянных мостиков рыбак вычерпывает из лодки воду, порядком разбавленную бензином и маслом.

Течение становится все медленнее, и кажется, что плот не движется. Скорость едва доходит до двух километров в час. Но вот на высоких кручах снова показались ели и березы, и сразу стало веселей. Чтобы не тормозить плот, подняли последний лот. А Саня Чернышев спал, положив под голову фуражку. После двух трудных ночей не смог побороть сон.

К Козьмодемьянску, на Волгу, хоть и чудилась она нам за каждым поворотом, вышли только глубокой ночью...