Вокруг света 1986-02, страница 45
цвет липы-лихорадки, и разукрасится гринис ветреницей дубравной, перелеской голубой. Скромные цветочки-бусинки покажет солнышку одна из разновидностей андромеды. Цветут брусника, черника и голубика целыми полями на болоте, которое весьма безобидно, но носит устрашающее имя — Адское... Наверное, давал это название любитель острых приключений. Но жизнь здесь, среди леса и полей, течет спокойно По крайней мере, обоим I рунскисам так кажется. Соседями своими они считают всю разнообразную живность гриниса Когда по первому снегу Валдис уходит смотреть и считать следы зверей, то вечером у них с сестрой непременно происходит разговор о некоторых старых знакомых: вышла ли хромая рысь; как ведут себя лосиные семейства; не объявилась ли новая волчья стая. Или, например, о диких кабанах -до чего хитрющие! Ночью совершают набег на колхозную картошку, а потом спешат отлежаться в зарослях под табличками заповедника — будто знают, где безопасное местечко. Эмилия уверена: звери все пони мают, и случись беда — приходят к людям. Вот несколько лет назад прибрела в «Церини» вконец измученная родами лосиха. За сараем разрешилась лосенком и тут же померла. Случилось это прямо на глазах у людей. Что оставалось делать? Оставить малыша на погибель? Напоили лосенка коровьим молоком. Особо обхаживать не старались, благо трава уже пошла. Но Горбунок — так окрестили нежданного приемыша — все крутился вокруг хутора. Когда подрос, не приходил по нескольку дней. Но если появлялся, то высматривал Эмилию. Молва о ручном лосе просочилась за пределы Гриней. И однажды утром, обходя свой участок, Валдис наткнулся на то, что осталось от Горбунка. Отыскались злые люди, подкараулили доверчивое животное, заманили посоленным хлебом, ломоть его Валдис нашел... Браконьеров поймали и судили Вскоре после того случая рано утром Эмилия открыла дверь и увидела на крылечке глухаря. Да такого красивого, важного и сердитого — будто гость дорогой прибыл, а его хлебом-солью не встречают! г & •t ч, Неизвестно, откуда вдруг взялась эта не боявшаяся людей птица. За то, что ходил с приседаниями, глухаря назвали Книксом. С норовом был: чуть что не понравится, сразу надуется и заболбочет... Уходил и приходил, когда вздумается. Однажды по дороге с охоты завернули на хутор знакомые Валдиса. Вроде бы и с уважением к Книксу, с гостинцами даже, но он их сразу невзлюбил — то ли шумными показались, а может, какие тревожные запахи с собой привезли. Глухарь подбегал к мужикам и норовил вспрыгнуть на спину, чтобы крыльями и клювом побольней ударить! Пришлось кликать на помощь белую кобылу Майю — ее единственную Кникс уважал и боялся. С Майей Грунскисы обращаются как с членом семьи, и она отвечает им любовью. Стоит Валдису завести мотоцикл (леспромхоз выделил его мастеру для работы), как Майя сразу подает голос: как, опять без меня уезжаешь?! Из-за того, что приезжие машины часто увозят хозяина, лошадь относится к их пассажирам с нескрываемой ревностью — прядает ушами и мотает головой. Задобрить ее можно только яблоками. Ради них, точно циркачка, готова встать на задние ноги или предложить вам свое переднее копыто: здравствуйте!.. Так проходят дни среди гриниса. Иногда приезжают люди из других заповедников, и Валдис показывает им свое хозяйство, а Эмилия тем временем стряпает немудреный, но очень вкусный обед — яичницу с салом. Да к ней на стол поставит большой глиняный жбан с молоком. Благо все свое. Конечно, кур надо постоянно от лисицы оберегать, совсем неподалеку живет одна, выйдет почти к самому огороду и на присты-живания Эмилии только вертит головой: а что, и посмотреть нельзя? Дорожка, по которой мы с Валди-сом шли, вдруг резко повернула и вывела прямо к железнодорожной колее. Запахло машинным маслом, наверное, недавно прошел товарный поезд. Валдис поднялся по насыпи, встал на шпалы и внимательно посмотрел во все стороны. — Порядок,— кивнул он одобрительно и стал спускаться к дороге.— Хорошо обработали почву вдоль полотна — травой не зарастет, искре негде зацепиться. И мы зашагали назад к хутору, где Эмилия уже, наверное, ждала нас с обедом. — Ну как вам гринис? — спросила она вроде бы из праздного интереса, когда мы сели за стол — Гринис...— Я задумалась, пытаясь подобрать точное слово.— Гринис неповторим... Эмилия расцвела, и я получила из ее рук большую кружку молока. Оно пахло чуть горьковато. Как гринис. Латвийская ССР |
