Вокруг света 1986-03, страница 60

ло еще лишиться нескольких дюжих мужчин, которых пришлось бы вздернуть на рее. Вы согласны?

Они закивали головами.

Но я спрашивал только одного из них:

— Вы согласны, мистер Хед?

Хед, нахмурившись, рассматривал острие ножа. На мгновение показалось, что сейчас он метнет его в меня. Губы его сжались. Лицо почернело.

— Мистер Хед!

Негодяй поднял глаза.

— Вы согласны, мистер Хед? Вы согласны, что никакого бунта нет?

Хед смотрел на меня не мигая. Он задыхался.

— Правильный ответ,— сказал я тихо,— «да, сэр».

Хед ничего не ответил.

— Да, сэр,— повторил я.— Скажите «да, сэр», если вас не затруднит, мистер Хед.

Хед плюнул на лезвие ножа. А затем:

— Да, сэр,— пробурчал он.

— Громче!

— Да, да сэр! — заорал Хед.

Я кивнул. Вложил меч в ножны.

— А теперь, мистер Хед, выбросьте ваш нож за борт.

Внешне незначительный, но очень важный момент истины, Кэрью. Если Сэм Кинг прав — а у меня нет оснований ему не верить — и три четверти моей команды были готовы поддержать этого негодяя и предателя, то для него настал момент заявить о себе. Теперь все зависело от правильности моего суждения об этом человеке. Если черная повязка на лбу действительно скрывала — как то утверждал Хед — рану, полученную в бою с турками, то мне конец.

Сын, сейчас я совершенно уверен, что Ричард Хед никогда в своей жизни не скрещивал мечей ни с одним турком. Он даже не осмелился принять вызов престарелого английского джентльмена, которому холодным апрельским утром требуются две теплые рубашки, чтобы удержать съежившееся тело от лихорадочной дрожи.

Потому что...

Потому что Ричард Хед помедлил, переминаясь с ноги на ногу, а потом забормотал:

— Но это подарок отца.

Первым засмеялся Сэм Кинг. За ним мистер Барвик. Затем его преподобие мистер Джоунз, мужчина нервный, который смеется ослиным смехом, да и то нечасто. Смех распространялся, как пожар в сухом лесу. Напряжение тяжелой сцены таяло, как струйки тумана с заиндевелых палуб под лучами восходящего солнца.

Я не засмеялся. Я даже не улыбнулся.

— За борт, мистер Хед. Либо вы, либо нож вашего отца. Мне все равно.

Ричард Хед закрыл глаза. Я заметил, как на его грязной шее дергается нерв. Его дружки замерли.

И тут с гримасой трусливого повиновения негодяй размахнулся и швырнул нож за борт. Он дугой сверкнул в солнечных лучах и упал в воду. Тишина стояла такая, что я услышал едва различимый всплеск.

— Благодарю вас,— сказал я.

Несколько матросов захлопали в ладоши и затопали ногами. Совершенно опозоренный Хед низко опустил голову и отвернулся. Но самое главное было еще впереди.

Наш корабельный кок Симон Тавернер, толстый коротышка с хитрыми глазками, первый заговорил об этом. Он неуклюже вышел вперед.

— Адмирал,— сказал он,— вы забыли одну вещь.

— Попридержи язык,— рявкнул капитан Кинг, к которому вернулась уверенность.

Сдерживая Сэма, я положил ему на плечо руку:

— Давайте послушаем новости камбуза. Нам еще потребуются соленая говядина и свинина мистера Тавер-нера. А также сушеный горох и бобы, не говоря уже о заплесневелых галетах. У нас впереди еще тысяча восемьсот миль океана. Преодолеем мы их или нет, во многом зависит от сытости наших желудков.

Кок откашлялся.

— Сэр Уолтер, я за вас. Не бунтовщик. Никогда им не был. Но если я вернусь в Англию, меня ждет виселица.

— Это почему же? — спросил я.

— Убийство, сэр.

— Тогда все справедливо, мистер Тавернер.

Тавернер сплюнул.

— Я убил хозяина харчевни, только и всего.

— Тухлым супом?

— Нет, сэр. Он отказался выдать мое жалованье. Началась драка. Я не хотел убивать этого старого мозгляка. Просто ударил его черпаком. Откуда мне было знать, что у него слабое сердце?

Я покачал головой:

— Печальный случай, мистер Тавернер. И хотя я теперь вижу, почему вы согласились плыть с нами, могу только указать вам на вашу недальновидность. Следовало знать, что в конце концов мы вернемся. Будем считать, что вы просто отложили свое свидание с виселицей на более поздний срок.

Тавернер продолжал гнуть свое. Взгляд его выражал искреннее отчаяние.

— Я надеялся на помилование, сэр. И не я один. Клянусь богом. Нас много таких, которые подписали договор, потому что вы обещали королю, что привезете золото, а если будет золото, то король, думали мы, будет доволен и простит нам прошлые прегрешения. А теперь вы везете нас в Англию, а у нас нет и позолоченной пуговицы, чтобы купить королевское помилование. Честно скажу, адмирал, если бы мы сделали стоянку на Ньюфаундленде, я бы не пошел в пираты. Но я бы убежал, сэр, клянусь богом, убежал.

— Дезертирство,— прорычал Сэм Кинг.— Он хвастается тем, что стал бы дезертиром.

Я поднял руку. Искренность Тавернера тронула меня. Как бы я ни презирал его аргументы, они все же вызывали во мне достаточно сочувствия, чтобы послушать и других.

— Кого еще ждет виселица по возвращении в Англию? — спросил я.

Более дюжины матросов вышли вперед, потупив взор и неловко шаркая ногами. Я выслушал каждого. По большей части их преступления были незначительными. Я не склонен прощать никакие преступления, Кэрью. Но беру на себя смелость усомниться в разумности той суровости, которой отмечены некоторые английские законы. Следует ли лишать жизни того, кто стянул пять шиллингов? Украл трех коров? Сжег стог соседского сена? По мнению многих сильных мира сего — следует, поскольку, дескать, закон есть закон и его нарушение оставляет дыру в ткани общества. А я скажу, что общество, требующее смертной казни для столь мелких мух, есть просто-напросто паучья сеть. Наказывать их стоит, но не смертью же. И недаром вельможные пауки ходят по ней совершенно спокойно, хотя виновны в гораздо более серьезных прегрешениях. Я собственными глазами видел, как власть имущие ради личной выгоды делали с законом все, что хотели.

— Послушайте,— сказал я.— Я предлагаю вернуться в Англию тем же путем, каким мы плыли сюда. Нашей первой стоянкой будет Кинсейл в Ирландии. Те из вас, у кого есть причины ожидать виселицы, будут по прибытии туда свободны. Понятно? Я требую от вас верности только до Ирландии. Вы согласны?

Они согласились. Думаю, с благодарностью.

И плавание продолжается. Под тусклым небом, в крутом бейдевинде, корабль зарос грязью, вода в бочках быстро протухает. Хлеб заплесневел и зачерствел. Кости мои скрипят от холода. Меня покинули последние надежды. Оставив за собой Ньюфаундленд, мы изготовились переплыть Атлантику. Команда выполняет работу словно в забытьи. Я обещал сохранить их головы, но кто поможет мне сохранить свою? Мы плывем на восток, луна из-за облаков посмеивается над нами. С бунтом, кажется, покончено. Хед ковыряет в грязных зубах грязными ногтями. Сегодня ночью я могу спокойно размышлять только о своей смерти.

21 апреля

Туман. Вот уже два дня корабль окутан серой вязкой пеленой. Судя по всему, мы прошли около шестисот миль на восток по Атлантике.