Вокруг света 1986-05, страница 42

Из налетевшего облачка сыплется мелкая водяная труха. Как и на большинстве островов, дожди на Дафне выпадают часто. Но из растительности тут можно увидеть только лишайники разных размеров и расцветок да кактусы, включая довольно крупные опунции: лишь им удается побеждать вулканическую лаву, из которой сложен остров.

— Скоро увидите совсем другую растительность,— словно читая мои мысли, говорит Карлос.— Моя бухточка на Исабеле со всех сторон окружена вечнозеленым лесом. Не верите?

Дождь и желание побывать в таинственной бухточке, увидеть «аквариум Айялы» подгоняют нас. Спускаемся на берег. И снова весело стучит мотор, снова попутный ветер надувает паруса. «Остров голубых лапок» тает в океанской дали.

Достигнув Исабелы, яхта встает на якорь напротив хмурого и неприветливого мыса. Низкий берег усеян большими черными камнями, о которые с шумом разбиваются волны. Дальше, за камнями, видны желтые песчаные плешины. На самом краю мыса раскачиваются на ветру полузасохшие низкорослые деревца, тут же красуются могучие деревья с пышными зелеными кронами. Как это им удалось вцепиться в каменистый мыс и выстоять под напором ветров и волн? Не видно ни одного живого существа, не слышно даже скрипучих криков чаек.

Мы спускаемся в катер, и Карлос уверенно ведет его по заливу, вдающемуся глубоко в сушу. Залив окаймлен невысокими деревьями, которые стоят над водой на подставках из собственных корней. Тонкие ветви затейливо переплетаются между собой, образуя одно большое зеленое покрывало. Так вот о какой, совсем другой растительности говорил Карлос! Мангры — удивительное явление тропических зон, непримиримый противник моря, без которого, однако, не может существовать...

Мангры — еще один пример происходящей в природе, в том числе и на Галапагосах, круговерти. Занимают они песчаные или илистые почвы, постоянно омываемые морской водой. Море подтачивает и разрушает берег и наносит к корням мангров песок и ил. За них зацепляются молодые побеги, и таким путем мангры с помощью моря наступают... на море. Старые деревья остаются «в тылу», утрачивают непосредственный контакт с морем и отмирают. Их место занимает другая растительность. А море продолжает точить берег и обеспечивать мангровые заросли необходимым «строительным материалом» — песком или илом. Такие заросли — естественный питомник воспроизводства местной фауны: в них устраивают свои гнезда птицы, тут нерестятся многие виды рыб, размножаются креветки.

Катер сбавляет обороты. Карлос вглядывается в берег, если только можно назвать так серо-зеленую полосу свисающих в воду толстых нитей. Это молодые побеги мангров, «бойцы переднего края». Впереди — тупик, но именно туда мы и направляемся. Через еле различимое в чащобе окно катер прорезает стену и попадает в обширное спокойное озеро.

Несемся по озеру прямо на противоположную стену мангров. Поворот руля, и катер на малых оборотах входит в узкую протоку. В некоторых местах крыша из переплетенных стволов и ветвей нависает так низко, что приходится наклонять голову. Все вглядываются вперед.

Протока оказывается узкой и длинной, но вот она расширяется, и Карлос нарушает молчание.

— Однажды,— говорит он,— шторм загнал наши баркасы в то озеро, которое мы только что пересекли. Стоим день, другой, ждем, пока погода наладится. От нечего делать мы с приятелем стали ловить рыбу с лодки, увидели протоку и решили узнать, куда она ведет. Так мы открыли «аквариум».

Протока опять сужается, да так, что заросли того и гляди захватят катер в свой цепкий плен. Карлос глушит мотор.

— Ну вот и приехали,— он понижает голос почти до шепота.— Теперь надо сидеть тихо-тихо и только смотреть в воду.

Катер по инерции выплывает на середину крохотного озерца. Диаметр его метров двадцать, не больше. Со всех сторон плотным кольцом его окружают заросли. Сквозь голубую воду просвечивает песчаное дно, до него метра полтора-два. Над головой — такой же голубой круг неба. Это и есть «аквариум Айялы».

Дышится на этом водном пятачке легко и свободно. Ни комаров тебе, ни москитов. Невольно припомнились поездки по кубинским островкам — «кайос», где не давал ни минуты покоя проклятый «хехен» — гнусное создание величиной с булавочную головку, просачивающееся даже сквозь марлевую сетку.

Свен, одетый в зеленую куртку с множеством карманов, с жокейкой на голове и фотоаппаратом на шее, сидит рядом со мной. Внезапно он трогает меня за локоть и кивает на воду. В нескольких метрах от катера распласталось в воде большое светло-оранжевое... детское одеяло. Оно медленно плывет углом вперед. «Нос» чуть завернут вверх, на белой подкладке виднеется небольшое круглое отверстие.

— Глаз? — шепотом спрашивает Свен Карлоса.

— Рот,— тоже шепотом отвечает тот, не скрывая иронической усмешки.

Продолжения диалога не последовало. Свен, не удержавшись, издает негромкий возглас, в который вложено все: «Смотрите, смотрите

туда! Сколько их! Красота-то какая!.,»

Следом за первым «одеялом» в «аквариум» вплывает второе, третье, четвертое... Они плывут, растянувшись в шеренгу. Мы насчитываем более десятка «одеял» разной величины.

— Да это же скаты!

Я снимаю кадр за кадром, пока Карлос не трогает меня за плечо. Оборачиваюсь. Он показывает на молодые побеги. Под ними застыла светло-серая торпеда длиной больше метра.

— Акула. Маленькая еще,— шепчет Карлос.— Они тут почти ручные.

— А если ручные, поздоровайтесь с ней — пожмите ей плавник или погладьте по носику,— шелестят губы Свена. Он закатывается беззвучным смехом, считая, видимо, что отомстил за свой промах с «глазом» и за ироническую усмешку Карлоса.

Наступает моя очередь потянуть Свена за рукав, и, когда он поворачивается в мою сторону, объективом фотоаппарата я указываю на нос катера. Там топчется на тонких лапках серо-синяя птица с длинным клювом, величиной с дрозда. Улетать она не спешит и не реагирует ни на наши движения, ни на щелчки фотоаппаратов.

Мы провели в «аквариуме» незабываемые полчаса, открыв для себя немало чудес и сделав редкие снимки его обитателей. И как ни жаль было покидать «аквариум Айялы», надо было помнить о том, что сумерки в тропиках опускаются быстро. Перспектива встретить темноту в мангровом лесу никого не устраивала. Вот почему обратный путь показался нам намного короче.

Когда яхта отошла от берега и взяла курс на Бальтру, по небу расплывалась полоса пылающего розового заката всех оттенков. Тяжелые чернильные сумерки опускались на остров с его вулканами, мантрами и внутренними озерами, на мрачный мыс, у подножия которого плескались волны, на затихавший вечерний океан. На фоне поистине райских красок галапагосского заката мыс со стоявшими на нем ветвистыми сказочными деревьями и темные контуры поднимавшихся за ними вершин острова Исабела представали таинственнъ1ми символами «Зачарованного архипелага».

...Часа через два яхта бросила якорь на Канале. Еще двумя часами позже мы были в Пуэрто-Айоре.

Поселок жил обычной, ничем не нарушаемой жизнью. В домиках Дарвиновского центра мирно мерцали огоньки. Из отеля доносилась приглушенная музыка. А на прибрежных камнях, как изваяние, застыла «домашняя» цапля. Вскоре и ее тонкий силуэт растворился в надвинувшейся на остров ночной тьме.

Галапагосский архипелаг