Вокруг света 1986-08, страница 32

терный для моего спутника. Василий развернул и протянул мне плитку шоколада — подкрепиться. И тут, пока я отламывал кусок, внезапный порыв ветра вырвал обертку из рук, бумажка, кружась, улетела на несколько метров вниз и застряла между камнями. Василий не поленился, спустился за ней и, вернувшись, вздохнул:

— Не люблю, когда бросают... Здесь должно быть чисто.

Наш приятель-бургомистр, сидя на Хоботе, с интересом наблюдает, как мы, подняв раструбы бахил, расхаживаем по лужам на льду припая, гадая, как подступиться к красному клюву на скале. Прежде всего обдергиваем веревкой торчащие камни, чтобы проверить, насколько они крепки,— пусть если уже летят, то хоть не на голову... Затем, прикатив большой каменный обломок, привязываем свисающую веревку, к ней прикрепляем другую, потоньше, так, чтобы при ее натяжении на основной веревке не сползали узлы «ступенек». Моя задача — выбрав более или менее безопасное место под скалой, держать «ступеньку», упершись в лед, натягивать тонкую веревку.

Начинается восхождение. Метр за метром, подтягиваясь на руках и переставляя карабин, Василий «шагает» вверх, сначала сравнительно легко, потом все медленней и медленней... И мне держать «ступеньку» становится тяжело, ноги скользят, разъезжаются — хорошо, подвернулся рядом каменный выступ, цепляю за него свою веревку, эта опора помогает устоять. И вот Василий зависает против желанного гнезда. Сняв с пояса приготовленную заранее палку, он, раскачиваясь как маятник, пытается извлечь птицу на свет. Не тут-то было: и палкой в гнездо не сразу попадешь, и птица, как выяснилось, застряла в щели с оттопыренным крылом. Не потому ли она и погибла?

Это неожиданное препятствие чуть не сорвало всю нашу операцию. Однако Василий не хочет отступать, изловчившись, он все же сумел достать птицу. Теперь ипатка в наших руках!

Вечерняя радиосвязь снова собрала «чибисов» и «пум» вместе и принесла новые известия.

Придатко: «Похвастаюсь — у нас настоящая ипатка. Можно даже сделать чучело для музея».

Орнитолог Стишов (коса Мушта-кова): «Видел американских веретенников и десять дутышей. У кам-нешарки вывелось потомство».

Помощник лесничего Марюхнич (река Насхок): «У меня погода портится, ползет густой туман. Пока осмотрел десять песцовых нор, из них две обитаемых. Ночью сидел на норе, наблюдал».

Териолог Овсянников (низовье реки Тундровой): «Имей в виду, Паша, щенки наиболее активны в теплое время и ночью. Взрослые приходят редко, часов через восемь.

Щенки подают голос — урхают... Гуси с птенцами к нам, в Тундру Академии, еще не приходили».

Орнитолог Литвин (верховье реки Тундровой): «Скоро будут. Гнездовье опустело, остались лишь отдельные выводки. Ждите, они уже в пути!»

Как люди попадают в Арктику?

Кто-то оказывается здесь в силу профессиональной необходимости, кто-то случайно, по воле судьбы, сделавшей выбор за него, а кто-то рвется сознательно, неудержимо, преодолевая все преграды и барьеры, как будто на Севере и впрямь свет клином сошелся....

Василий Придатко окончил биофак Киевского университета. На распределении его спросили: «Куда хотите поехать?» — «На Север». Киев в Арктику не распределял, и Придатко получил хорошее место в Институте зоологии Академии наук Украины. Однако Север продолжал мучить и звать. Однажды Василию попала в руки книга известного нашего зоолога и полярника Саввы Михайловича Успенского «Родина белых медведей», в которой тот приглашал молодых специалистов поработать на острове Врангеля. Василий послал автору письмо: приглашаете — я готов! Успенский посодействовал, связал с Главохотой — управлением, которому подчинялся заповедник. Пришлось поломать голову, как убедить главк, и, вконец измучившись сомнением, Василий взял да и перекатал на бумагу строки из письма Георгия Алексеевича Ушакова, в котором знаменитый открыватель нехоженых земель более полувека назад тоже убеждал начальство послать его на остров Врангеля...

И добился-таки своего! В августе 1978 года он попал на остров.

Можно сказать, Василия здесь преследовали удачи. Начались они встречей на мысе Блоссом с невероятной по числу стаей розовых чаек — Василий с Товарищами насчитали тогда близ M^>ica около шести тысяч этих птиц, кормящихся в прибрежной шуге (вся мировая популяция розовых чаек — это каких-нибудь двадцать тысяч птиц, даже встреча с одной из них — счастливый случай...). Должно быть, такое скопление было связано с ледовой обстановкой, вызвавшей массовую миграцию чаек по полярному бассейну. Что-то необычное творилось с этими птицами в ту осень — через месяц в США, в штате Иллинойс, тоже наблюдали фантастическое скопление розовых чаек (об этом сообщали газеты), так что невольно приходило на ум: уж не стая ли с острова Врангеля достигла Америки?

Несколько лет подряд Придатко обследовал совершенно не изученные еще птичьи базары западного берега.

«Бессилен одним взмахом авто

ручки показать западное побережье,писал мне Василий.— Жил в одиночку на скале, в палатке, целых два с половиной месяца. Днем — на базаре, вечером писал этюды, акварели, размышлял о смысле жизни у бивня мамонта, выбеленного полярным солнцем, ветрами и дождями. Все, что созрело в голове, наверно, оформится рукописью «Мой дом на скалах»... Хлопотливой была и осень, ибо случилось приключение, а их следует избегать в наших широтах. Зажало льдами на озере, катер пришлось вытащить на берег, море стало. Продукты на исходе, по рации нас плохо слышат. Выбрались чудом...»

В другом письме: «Судьба дала мне возможность взять в руки экземпляр чрезвычайно редкой птицы (была найдена мертвой в бухте Сомнительной) — миртового певуна, представителя американской залетной фауны. В отечественную фауну был внесен ровно сто лет назад по единственному образцу, добытому экспедицией Норденшель-да, и с тех пор не встречался. Сие сообщение войдет в одно из фау-нистических обобщений».

Закончив обследование западного побережья острова, Придатко переместился на восточное, на мыс Уэринг, и даже дальше — провел первое подробное орнитологическое обследование Геральда — небольшого необитаемого островка в сорока милях от Врангеля.

Удачи... Нет, труд, труд, да такой, что и жизни на него не хватит, столько задумано. Потому и не хочется ставить точку в диссертации. Ну и остров, конечно, виноват — дает возможность и сегодня быть пионером науки, первооткрывателем.

Сидим с Василием на вершине Уэринга. Только что мы обнаружили на подтаявших, осевших снежниках остатки двух родовых медвежьих берлог, не замеченных при весеннем учете. Там же подобрали ветхий медвежий череп с дыркой от пули.

Василий внимательно рассматривает его.

— Наследие прошлого. Теперь на острове совсем другая эпоха...

И оглядевшись, добавляет:

— Ощущаешь величие? Плейстоценовый пейзаж! Какие толщи!

— Неужели не привык? — спрашиваю я.

— Не привык. Самому не верится — я здесь-

Невозмутимо сияет полночное солнце. Снизу накатывает неумолчным прибоем птичий гомон. На горизонте, за ледяным проливом, отчетливо проступает черный гранитный массив острова Геральд. Тоже часть заповедной земли — зона абсолютного покоя.

— Счастливые мы с тобой люди,— говорю я Василию,— мы еще видели необитаемые острова...

Остров Врангеля