Вокруг света 1986-12, страница 40

Особенно изящны шебеке на окнах и дверях — ажурные деревянные кружева. Без единого гвоздика соединены, вставлены друг в друга десятки, сотни тысяч мелких горбыль-ков. В кружеве узора играет на солнечном свету мозаика разноцветных стеклышек.

— Дерево и стекло как бы срослись...— невольно замечаю я.

— Это все чинар помогает,— охотно поясняет работающий под платаном Ашраф Расулов, самый знаменитый в Шеки мастер по шебеке.— Чинар ни трещин не дает, ни изгибов и перекосов. Как в глину стеклышки вставляю, а держать будет прочно — легкая древесина, но твердая. Незаменимое в нашем деле дерево: само чувствует, что от него требуют...

Мастер помолчал. Погладил ладонью почти готовый оконный витраж. Взял в руку резец, в другую — гор-былек. И сказал:

— Из этой древесины и музыкальные инструменты выходят отличные: зурна, чобан — пастушья дуд* а Художественное дерево, с дупю

Потом Абдулгани Кадыров и . мид Микаилов, директор шекинско-го хлебозавода, показывали мне другие, столетние, халгани-чинары. А во дворе хлебозавода росла аллея молодых чинар. Под широкой кроной деревьев на скамейках (был обеденный перерыв) отдыхали рабочие: тенистой прохлады хватало на всех.

— Теперь и у нас, как в Заката-лах,— с гордостью говорил Гамид.— Правда, у них это давняя традиция — на центральной площади на скамейках вокруг семисотлетних чинар каждый вечер собираются горожане...

А на следующий день друзья отвезли меня в село Орта Зайзид, рядом с Шеки, обещая показать совсем особые чинары...

— Чинары ждут вас, проходите,— Гамид улыбнулся, пропуская гостей во двор своего дома. Не успел я войти, как меня сразу же окружили дети, взяли за руки и потащили в глубину сада, где у ключа рос стройный чинар.

— Как тебя зовут? — потрепал я по волосам самого шустрого.

— Чинар! — весело ответил он.

— А тебя? — спросил я другого малыша.

— Чинар.

— А тебя, девочка?

— Чинара! — сказала она и рассмеялась. Я растерялся: наверное, шекинская шутка. Оказалось, что имя Чинар в Азербайджане одно из самых любимых. Его дают и мальчикам и девочкам. Чтобы росли сильными и щедрыми.

ЧИНАР НИЗАМИ

— Я покажу вам самое первое дерево нашего города — Чинар Низами,— сказал Шариф Шарифов, ки-ровабадский скульптор.

Мы шли по залитым солнцем широким улицам Кировабада. В сквере присели передохнуть. Шариф под

нял опавший лист, широко развел пальцы и положил ладонь на лист платана. Ладонь и лист совпали.

— Листья, как руки, всегда в работе,— заговорил скульптор.— Платан улавливает углекислый газ и пыль, а отдает кислород и влагу. Для нас, азербайджанцев, лист чинара — это символ трудолюбия...

— А почему чинар носит имя Низами? — спросил я.

— Говорят, великий поэт сочинил под ним свои лучшие стихи...

Мне вспомнились работы, которые я только что видел в мастерской Ша-рифа Шарифова, лауреата премии Ленинского комсомола Азербайджана. Мастер-умелец Мамед, азербайджанский поэт XIX века Мирза Ша-фи Вазех — скульптуры были выточены из древесины платана... Шариф говорил, что уже несколько лет обдумывает тему «Дерево жизни». Сколько же художников вдохновило и будет вдохновлять это удивительное дерево!

— Чинару Низами столько же лет, сколько и самой Гяндже, так когда-то называли наш город,— заметил Шариф.

Чинар Низами рос рядом с Джу-ма-мечетью. Древний чинар и два минарета были видны в городе отовсюду. Тысяча пятьсот лет вот этой площади, этому месту, на котором мы стояли, чинару... Но каждую весну одеваются свежей зеленью его могучие ветки...

Впервые я встретил чинар-долгожитель в местечке Фирюза под Ашхабадом. Имя его было «Семь братьев». Ровно столько сросшихся стволов у дерева. Говорят, ему больше тысячи лет. Есть у меня и фотография этого платана: семь человек не могут обнять его ствол, так он широк. С «Семи братьев» и началась моя дорога к чинару...

Шекинский мастер по шебеке Ашраф Расулов делает витражи для окон и дверей бывшего ханского дворца.