Вокруг света 1987-02, страница 35

леровцев были немалые. Оставшиеся в живых стали отползать в глубь леса. На снегу неподвижно темнели убитые и копошились раненые, возникла надежда на передышку...

— Командир, слева немцы! — закричали вдруг из-под танка пехотинцы.

Противник переменил тактику. Снова вручную начали поворачивать башню... Огонь в упор из пулемета и выстрел шрапнелью из пушки быстро сделали свое дело. Около десятка гитлеровцев легло на снег, остальные повернули вспять. Но из них почти никто не уцелел — их настигли пулеметные очереди.

Оставались те из фашистов, что залегли за деревьями, перед танком. Но когда мы повернули башню в их сторону, то увидели, как замелькали между деревьев спины врагов, словно тени. Пустив по ним один осколочный снаряд и поработав пулеметом, мы прекратили огонь. Наступила тишина. Надолго ли?

Несмотря на мороз, нам было жарко. Лица почернели от пороховой гари, осунулись, сказывалось пережитое волнение, напряжение боя. Подсчитали оставшийся боезапас. Результат не порадовал: снарядов 18, большинство из них бронебойные, к пулемету — только 9 дисков. Проверили продукты: сухой паек на двое суток и 300 граммов водки. Сохранились гранаты Ф-1 — их еще в дело не пускали...

Все это мы обсуждали вслух. И вдруг снизу, из-под танка, донесся голос сержанта-десантника:

— Патронов у нас тьма, товарищ лейтенант. Двенадцать ящиков.

Я вспомнил, как десантники прилаживали на броню свое имущество. Еще тогда подумал: сметет это хозяйство первым же снарядом. Но, к нашему счастью, почти все ящики остались целыми. Теперь надо было их как-то стащить с брони. Выбираться пехотинцам из-под танка или выходить нам нельзя: сразу подстрелят.

— Что-нибудь придумаем,— сказал Иван Медведев. Через несколько минут у него появился в руках тросик с крючком на конце.

— Вот этой «удочкой» попробуем.

Приноровившись, Медведев, не вылезая из танка, сумел втащить в башню четыре ящика патронов.

Повеселели: до наступления темноты патронов хватит с избытком. Вскоре уже были снаряжены двадцать два диска. Получили по две гранаты и члены экипажа танка, и пехотинцы-десантники. С ними мы теперь переговаривались через пролом в днище машины.

Еще до сумерек мы стали замечать — особенно впереди и с правого борта — гитлеровцев в белых халатах. Их становилось все больше и больше. Как выяснилось позднее, это подошли молодчики из разведба-тальона 260-й немецкой пехотной дивизии.

Появление у врага свежих сил бодрости нам не прибавляло. Особенно, как заметил я, забеспокоился

Тимофей Штокалюк. Спросил его напрямик: в чем дело?

— Трудно нам придется, товарищ лейтенант,— проговорил механик-водитель.— Их вон прибывает и прибывает...

— Что же предлагаете? — спросил я, но ответ получил от Медведева.

— Товарищ лейтенант,— горячо заговорил он,— предлагаю заминировать подступы к танку...

Еще днем Иван рассмотрел разбросанные вокруг машины противотанковые мины, которые почему-то не сдетонировали. Когда мы подорвались, их просто вывернуло из снега.

Медведев, Штокалюк и один десантник принялись за дело. Мины ставили с натяжными взрывателями, бечевки прятали под снегом. Но работу завершить не удалось. Гитлеровцы открыли артиллерийский и минометный огонь. После артналета взвились осветительные и зеленые ракеты. Вражеские солдаты в белых маскхалатах поднялись во весь рост и пошли на танк. Вокруг разрывы снарядов, мин и рой трассирующих пуль. Но броня нас спасает. Надо признать, что гитлеровцы сначала почти не несли потерь. Белые халаты мешали вести прицельный огонь по атакующим: они сливались с местностью. Но когда враг подошел ближе, все изменилось. На этом расстоянии у нас были ориентиры, хорошо заметные и ночью. Еще днем мы по ним пристреляли спаренный с пушкой пулемет. Попав под наш шквальный огонь, враг изменил тактику, стал приближаться перебежками. Защелкали выстрелы немецкой винтовки Што-калюка из люка механика. Открыли огонь с правого борта машины и пехотинцы. Вдруг пулемет умолк. А гитлеровцы все ближе... Неприятное это чувство — видеть врага и знать, что нечем защищаться.

Иван Медведев стал искать неисправность.

— О черт! — воскликнул он.— Пулемет перегрелся, ожег ладонь. Остыть ему надо!

В это время около пятнадцати вражеских солдат были уже близко от машины. Одиночные выстрелы их не остановили. И в танк полетели гранаты...

Спасение пришло совершенно неожиданно. Сработал один из натяжных взрывателей, и перед танком грохнула мина — из тех, что успели поставить. Раздались крики и стоны. Фашисты попадали в снег. Воспользовавшись замешательством гитлеровцев, Тимофей с Иваном через свои люки забросали лежащих гранатами. Это и довершило почти полное уничтожение наступавшей группы. Те, что уцелели, как только заработал наш поостывший пулемет, стали отходить. Отошли и атакующие справа.

У нас потерь не было. Только рука у Ивана Медведева стала сильно болеть. Пришлось теперь Штокалюку обслуживать орудие, заряжать пулемет, набивать патронами диски. А Медведев расположился на месте механика с немецкой винтовкой.

Наше положение по-прежнему оставалось неопределенным: враг-то был рядом. Но какую уверенность рождает победа, даже маленькая! Тимофей Штокалюк, улыбаясь и все еще заикаясь (после контузии), повторял: «Я уверен, товарищ лейтенант, выдержим. Сколько бы ни длилась эта осада — выдержим!»

И мы выдержали. Не буду описывать все, скажу только, что в течение трех суток мы отбили еще две ночные и три дневные атаки.

Конечно же, были очень тяжелые минуты и нескончаемо трудные часы. Мы пережили страшный момент, когда от двух прямых попаданий снарядов в моторную часть правого борта танк задымил. К счастью, машина не загорелась. В баках уже не было ни горючего, ни масла: все вытекло, когда подорвались на минах. А в одну из ночей противник подошел к машине так близко, что нам пришлось выдержать действие горящих струй огнеметов врага. От огненного смерча досталось всем, а один из десантников получил смертельные ожоги.

Трое суток в осаде надо было не только отбиваться от гитлеровцев, но и спасаться от мороза. Он не щадил никого. Днем было сравнительно терпимо, а вот ночами пробирало до костей. Правда, одеты мы были хорошо: фуфайки, ватные брюки, поверх добротные полушубки. Меховые рукавицы, валенки дополняли экипировку. Вместо танковых шлемов — шапки-ушанки. Но ночами, когда отбивали атаку гитлеровцев и спадала горячность боя, чувствовали, что коченеем. Я видел, как жмутся друг к другу Штокалюк и Медведев, чувствовал, как у самого холод подступает, казалось, к самому сердцу.

Не лучше приходилось и пехотинцам. Они, правда, натаскали, пользуясь темнотой, елового лапника и соорудили между гусениц что-то вроде постели, но и у них мерзли ноги.

Спали мы по очереди: кто-то обязательно дежурил. Но какой это был сон? От любого выстрела вскакивали сразу же. Нервы у всех были напряжены до предела...

Наступило утро 4 марта. Стало совсем светло. Вдруг с нашей стороны над нами полетели, словно черные птицы со струями огня на хвостах, реактивные снаряды «катюш». На переднем крае послышался грохот взрывов. Мы увидели, как в лесу между деревьев замелькали фигуры убегающих фашистских солдат и офицеров. Вскоре снаряды рвались уже на уровне нашей машины, окаймляя ее по флангам. А потом мы разобрали и гул моторов: ведя за собой пехоту, справа и слева нас обходили наши танки.

Мы ликовали. По отступающим фашистам открыли огонь из пулемета, из трофейных автоматов, в ход пошли и последние снаряды: теперь уж их не надо было беречь.

Наши части вгрызались в глубину обороны противника, все ближе подходя к городу Юхнову.

3 «Вокруг света» № 2