Вокруг света 1987-06, страница 56

— Хорошо, Торби,— сказал наконец старик.— Сейчас ты проснешься, но прежде забудешь все, о чем мы говорили. Отныне ты больше никогда не увидишь дурных снов, понял?

Вскоре Торби стало лучше. Ему снились только приятные сны, и ночи протекали спокойно, чего не скажешь о днях. По утрам они вместе с Баслимом отправлялись на площадь Свободы, и старик садился на землю, а мальчик с торбой в руках вставал рядом. Полиция лишь злобно покрикивала на нищих, никогда не выгоняя их с площади: между попрошайками и блюстителями закона существовал молчаливый уговор о мзде за нейтралитет, поскольку зарплата полицейских не позволяла свести концы с концами. Торби быстро узнал, что мужчины, гуляющие по площади в сопровождении дам, проявляют поистине королевскую щедрость при условии, что за подаянием нищий обращался к их спутницам.

За два года Торби волей-неволей набирался житейского опыта и познавал окружающий мир. Джуббулпор — столица Джуббула и Девяти Миров, главная резиденция Великого Саргона — насчитывала три тысячи нищих, имеющих лицензии на право занятия попрошайничеством, и шесть тысяч уличных торговцев.

Формально Торби не считался представителем дна, ибо имел официальный общественный статус раба и профессию нищего, узаконенную лицензией. Однако на деле более низкой ступени социальной лестницы, чем та, на которой стоял мальчик, здесь просто не существовало. Он научился лгать и красть, узнал, что обман и воровство на городских задворках почитаются как особый талант. Когда Торби чуть подрос и освоил местный язык, Баслим начал отпускать его из дому в одиночку. Иногда за покупками, а подчас даже и на паперть.

Однажды Торби вернулся домой с пустой котомкой. Ни единого слова упрека не сорвалось с губ старика. Баслим упорно молчал, и тогда мальчик первым начал разговор.

— Эй, пап, смотри, что я принес,— хвастливо сказал он, доставая из-под набедренной повязки яркую пеструю косынку.

— Где ты это взял?

— У одной красивой леди. Это было проще пареной репы, пап. Меня Зигги научил.

— Торби, объясни мне, почему ты вдруг захотел заняться совсем не тем, что делал прежде? Мы в состоянии платить полицейским, вносить деньги в фонд союза нищих и давать кое-что на церковные нужды. И при этом живем припеваючи. Ты помнишь, чтобы мы с тобой когда-нибудь голодали?

— Нет. Но ты только посмотри на эту косынку. Она стоит не меньше стеллара!

— По крайней мере, вдвое больше. Но скупщик краденого даст тебе за нее два минима. Разве меньше ты приносишь с паперти?

— Ну... все равно это интереснее, чем попрошайничать. Видел бы ты Зигги в деле. Лучший мастер в городе!

— Ты знаешь, как он лишился одной руки? Его сцапали. Слыхал, что бывает за воровство? На первый раз тебе отрубят руку, как это случилось с Зигги. А стоит ему попасться во второй раз, и его укоротят. Наши судьи считают, что два раза учить одному и тому же бессмысленно, поэтому всех рецидивистов попросту укорачивают.

— Но меня не поймают, пап! Я буду осторожно, как сегодня.

Баслим вздохнул.

— Торби, принеси-ка купчую, которую мне на тебя выдали.

— Зачем?

— Принеси, принеси...

Баслим взял у «Мальчика бумагу.

— Я дарю тебе свободу. Завтра пойдешь в имперский архив и уладишь все формальности.

— Пап, зачем ты это делаешь? — у Торби отвисла челюсть.— Ты меня прогоняешь?

— Нет, можешь остаться, но только как вольноотпущенник. За преступления раба отвечает хозяин. Будь я из благородных, ты мог бы воровать сколько душе

угодно. Однако ты прекрасно знаешь, к какому классу я принадлежу. У меня не хватает ноги и глаза, и я просто не могу себе позволить потерять еще и руку. Коли на то пошло, пусть уж меня лучше сразу укоротят, да и дело с концом.

— Не освобождай меня, пап,— хныча, взмолился Торби.— Я хочу быть твоим. Я больше не буду!

Баслим обнял его за плечи.

— Слушай, Торби, давай условимся так. Я пока не стану подписывать твои бумаги, но ты должен обеща/ь мне, что никогда больше не будешь воровать. Ни у прекрасных леди в портшезах, ни у своих собратьев бедняков. У богатых красть слишком опасно, а у товарищей — позорно. И ты не будешь мне врать, договорились?

— Да...— еле слышно ответил Торби.

— Так вот,— продолжал Баслим,— буде тебе украсть что-нибудь, я об этом непременно узнаю. И тогда я не просто освобожу тебя, но вышвырну вон, предварительно вернув тебе все то, с чем ты впервые переступил порог моего дома — то есть набедренную повязку и синяки. Тогда уж между нами все будет кончено! А теперь — ложись спать.

Баслим погасил свет и растянулся на матраце. «Не перегнул ли я палку? — подумал он.— А впрочем, в этом гнусном мире такое воспитание, наверное, только на пользу».

На улице Торби и Баслим никогда не говорили о своих домашних делах. Ни один гость не переступал порога их каморки, хотя Торби начал понемногу заводить приятелей, а у старика их были десятки. Торби догадывался, что у Баслима были дела и помимо нищенства. Однажды мальчик проснулся на рассвете и услышал в комнате какую-то возню. Он встал и зажег свет, поскольку знал, что в темноте одноногий старик совершенно беспомощен.

— Как ты себя чувствуешь, пап? — спросил мальчик и остолбенел: перед ним стоял незнакомец, мало того — джентльмен!

— Это я,— произнес чужак голосом Баслима.— Извини, что нагнал на тебя страху. Надо было сначала переодеться, а уж потом входить. Я бы так и сделал, если б не обстоятельства...— Он снял свой роскошный костюм, потом шляпу и стал больше похож на себя. Только вот...

— Пап, а как же глаз?

— Ах, это... Его нетрудно вытащить. С двумя глазами я симпатичнее, правда?

— По-моему, раньше лучше было,— испуганно сказал Торби.

— Да? Ну ладно, я не буду очень часто вставлять второй глаз. Раз уж ты не спишь, помоги мне, пожалуйста.

Но толку от Торби было мало: все, что делал сегодня Баслим, казалось ему в диковину. Перво-наперво нищий вытащил свой стеклянный глаз и разделил его надвое. Потом извлек из зрачка крохотный цилиндрик.

— Собирайся, сейчас пойдешь на улицу,— сказал он Торби.— Поторопись, у нас мало времени.

Торби наложил грим и вымазал лицо грязью. Баслим передал ему цилиндрик, потом показал мальчику фотографию.

— Смотри внимательно. Этот человек зайдет в какую-нибудь пивнушку или лавочку близ космодрома. Сначала загляни к мамаше Шаум, потом в «Сверхновую» и «Деву под вуалью». Если не встретишь его там, начинай собирать подаяние на улице Радости. До начала третьего часа ты должен отыскать этого мужчину. Увидев его, тут же сунь в торбу вот эту штуку и присыпь монетками, потом подойди и попроси милостыню, но не забудь сказать, что ты — сын Кривого Баслима. Отправляйся!

Что есть духу Торби понесся к космодрому. До улицы Радости он добрался довольно скоро, но нужного человека не нашел ни в одной из лавочек, о которых упоминал Баслим. Отпущенный на поиски срок уже истекал, когда Торби увидел наконец того, о ком говорил приемный отец. Джентльмен выходил из лавочки. Мальчик перебежал улицу и незаметно подкрался к нему. Увы, человек был не один, но откладывать выполнение задания Торби не решился.

— Подайте, добрые люди! — запел он.— Подайте от щедрот своих бедному сыну Кривого Баслима...