Вокруг света 1988-01, страница 34

шую на свет, а днем выполняли гидрологические работы.

В те годы Суэцкий канал был закрыт, и нефть из Персидского залива супертанкеры везли в обход Африки. Место наших работ находилось прямо на их трассе. Раз в день — как по расписанию - в пределах нашей видимости проходил нефтяной колосс: пустой — на юг, сидящий в воде почти до обреза бортов — на север.

В тот день мы выполняли глубоководную гидрологическую станцию. Я уже опустил серию батометров, выждал положенное время и бросил посыльный грузик. Он ударил по замыкателю поверхностного батометра, тот перевернулся и освободил следующий грузик, заскользивший вниз по тросу.

Как и положено, я стоял на банкетке, и, щурясь от солнечных бликов, разбрасываемых волнами, слсимал в руке трос — вроде щупал пульс: ждал, когда легким, чуть заметным рывком троса мне просигналит очередной грузик, стукая по замыкателю ниже расположенного батометра. Эти сигналы извещали, что в черноте глубин один за другим медленно переворачиваются батометры, захватывая для исследований пробы воды.

Неолсиданно меня окликнул капитан:

— Николаич! Ты еще долго?

— А что?

— Да вон, смотри, какая бандура надвигается!

Я обернулся и увидел почти на горизонте уже привычный силуэт супертанкера.

— Да он же далеко! Успеет обойти: у нас ведь сигнал на мачте есть, что мы не можем управляться!

— Может, обойдет, а лучше убраться с его дороги!

— Ну хорошо! Выбираю. Вира!

Матрос повернул контроллер, трос

дрогнул, первый батометр вынырнул из воды — и пошло. Жужжала лебедка, постукивал тросоукладчик, разгуливая по направляющим взад и вперед; повизгивал блок-счетчик, и стрелки на нем согласованно бежали по кругу; подрагивал трос, сбрасывая на мою голую, давно сожженную-пережженную спину прохладные капли воды.

Я смотрел в воду, олсидая очередной батометр. Как только он, сначала проступив смутным светлым пятном сквозь синеву, выныривал из воды, я взмахивал рукой. Лебедчик переключал скорость — батометр медленно подплывал к моим рукам. Еще на ходу я привычным движением снимал посыльный грузик, бросал в ящичек, левой рукой хватал тело батометра, прижимал его к себе, а правой откручивал фиксирующий барашек. Рывок, взмах, щелчок контроллера — и я уже иду ставить батометр на его место в стойке.

Каждый раз, возвращаясь на банкетку, я бросал взгляд на танкер. Казалось, он стоял на месте — его очертания не менялись, лишь раз от разу увеличивались. Он шел прямо на нас. Капитан все чаще выходил на крыло мостика и наконец обосновался на нем, поглядывая то на танкер, то на меня.

Потом капитан сорвался с места, и я

услышал, как он кричит по-английски в трубку радиотелефона, перейдя на международный канал, специально предназначенный для переговоров между встречными судами:

— Танкер, идущий с юго-востока! Ответьте двенадцать пятьдесят седьмому!

Никакого ответа.

— Танкер, идущий с юго-востока, танкер, идущий с юго-востока! Измените курс, я веду работы, не в состоянии управляться!

Опять молчание.

А контуры танкера росли — стали различимы невооруженным глазом некоторые подробности его надстройки. Огромная, с семиэтажный дом, с двумя крыльями-галереями, выступающими по бокам мостика, она, казалось, уже нависала над нашим судном...

— Ну что там? Много еще у тебя? — не выдержав, надсадно крикнул мне капитан.

— Закончил! — крикнул я в ответ и оторвал от троса последний батометр.

Матрос дернул контроллер, над планширем показался раскачивающийся каплевидный груз, а капитан уже кричал вахтенному штурману:

— Давай полный!

Из трубы вырвался черный выхлоп, дизель негодующе взвыл, и наш СРТМ буквально прыгнул в сторону от надвигающейся громады.

Танкер прошел мимо, с громким шелестом рассекая воду и распространяя удушливый запах сырой нефти. В рубке, пронесшейся над нами, не видно было ни души. И никто не вышел на крыло мостика:

— Тоже мне, «Летучий голландец»!^ зло сказал капитан, но голос его повеселел.— Обойдут, как же! Задавили бы, не моргнув! Шпарят на автопилоте..

В последний момент я успел заметить, что у дверей, ведущих на палубу, прислонен к переборке велосипед, и тут же вспомнил загадочную находку. Все ясно: попробуй обойди за вахту — да не один раз! — сотни метров палубы такого танкера с ее многочисленными трубопроводами и вентилями! Вот донкерман и приспособил велосипед. Наверное, с палубы подобного танкера и смыло тот, что подняли мы в открытом море...

А сам танкер представляется мне с тех пор эдаким рукотворным монстром, который со скоростью 15—20 узлов пересекает морские пространства, оставляя за собой нефтяную пленку и распространяя вокруг тяжелый запах сырой нефти.

«ВИЖУ БУЙ!»

Не помню уле, когда и где прочитал я, что в Тихом океане, в зоне конвергенции (так называется место, где встречаются два океанических течения) скапливается огромное количество всяких плавающих предметов. Особенно поразили мое воображение миллионы деревянных подметок от японских сандалий — гэта, сносимых течением в эти места.

А недавно мне и самому пришлось побывать в таком районе Атлантического океана. Мы работали на борту польского научно-исследовательского судна «Про

фессор Седлецкий». Состав экспедиции был интернациональным: вместе с хозяевами — поляками — там работали два специалиста из Советского Союза, а также ученые ГДР и Кубы.

Участок океана носит пышное наименование Северная субтропическая конвергенция и находится между Испанией и Азорскими островами. К юго-западу от него располагается так называемый Азорский максимум — зона повышенного атмосферного давления, источник хорошей погоды. По северной периферии участка прокатывались правые фланги циклонов, которые спешили своими привычными путями из Западной Атлантики на северо-восток и далее — в Европу.

Согласно программе мы сначала спускались вдоль меридиана на юг, до 37° северной широты, затем поворачивали на запад, шли до следующего меридиана, и снова поворачивали на север, до 46° северной широты. Потом опять на запад и на юг... И так день за днем.

Однажды я услышал громкие голоса, доносящиеся с крыла мостика: вахтенный штурман что-то возбужденно объяснял капитану, размахивая руками. Капитан старательно всматривался в бинокль. В быстрой польской речи среди отдельных знакомых слов все время мелькало слово «боя».

— Что случилось? — спросил я одного из своих польских коллег.

— Боя! — лишь повторил тот непонятное мне слово.

— Что? Что? — переспросил я. Он обернулся, увидел меня и смутился.

— Пшепрашам, Руди! Я не знаю, как это по-русски. Такое...— он показал руками в воздухе нечто непонятное.— Он плавает.

Меня осенило:

— Буй, что ли?

— Да, да! Боя, боя! — радостно воскликнул поляк и протянул руку, показывая, где искать этот буй.

Солнце, многократно отраженное гребнями волн, слепило. На глаза наворачивались слезы, и я ничего не разбирал, пока меня не повернули на требуемое число румбов.

Наконец и я увидел полосатый красно-белый бак с торчащими из него трубами. Судно не изменило курса, мы проводили глазами загадочный предмет и занялись своими делами.

Дня через два радисты получили так называемый «Навип» — навигационное предупреждение. Оказывается, штормом сорвало и унесло в море оборудование с какой-то буровой вышки. Об этом и пре-дупрелсдались все суда. Информация о нашем наблюдении тоже ушла в эфир.

Это была первая встреча. А потом хоть раз в день мы обязательно встречали какой-нибудь буй. То это был самый непритязательный кусок пенопласта, завязанный в сетку, с притороченной к нему четырех-шести метровой корявой жердью, то встречались фабричные буи с претензией на элегантность, снабженные отражателями электромагнитных волн.

Я так подробно описываю их потому, что теперь мы стали подворачивать к каждому бую, вылавливали их, и на спар

32