Вокруг света 1988-01, страница 35

деке постепенно скопилась целая коллекция морских скитальцев...

На борту «Профессора Седлецкого», кроме прекрасно оборудованных лабораторий, была и отличная аквариаль-ная, которой заведовал гидрохимик Богу ш Шпиганович. Он вообще был «фах-майстер» — мастер на все руки: постричь — к Богушу, починить, что-то смастерить — к нему же. Шпиганович мечтал наловить рыб для морского аквариума своего института. Но попадались только глубоководные рыбы, погибавшие при подъеме еще в трале. И вот когда решили поднять на борт первый буй, оказалось, что его сопровождает стайка рыб.

Богуш воодушевился. За борт спустили мальковый трал — мелкоячеистую сеть на металлической раме — и стали подводить ее под снующих рыбешек.

Я не ихтиолог, а «беспозвоночник», то есть специалист по беспозвоночным животным. Поэтому и ринулся не в ак-вариальную за остальными любопытствующими, а в лабораторию за пинцетом и банкой, потом — на верхнюю палубу, куда вытащили буй. У меня в тот момент был свой интерес: я хотел порыться в обрастании буя.

Обрастанием называется сообщество живых организмов, поселяющихся на камнях и скалах, на всяких плавающих в море предметах — от любой деревяшки до судового днища. В последнем случае это превращается в проблему, поскольку скорость судна падает очень сильно.

Основу обрастания составляют водоросли, зелеными косяками покрывающие днища судов, и усоногие раки: их называют морскими уточками. Странное название, не правда ли? А мне с детства запомнилась картинка, воспроизведенная из какой-то средневековой книги. На ней изображалось, как себе представляли в те времена появление водоплавающих птиц: на берегу стоит дерево с ветвями, усеянными странными белыми плодами. Из них торчат не то хохлы, не то пучки перьев. Часть плодов свалилась в воду, и из них постепенно, через ряд переходных стадий, образуются всякие утки-лебеди. Я вспомнил эту картинку, когда попал в тропики и впервые увидел морских уточек. Меня осенило: «плоды» — это изображение усоногих раков, морских уточек. Может быть, и название ведет свое происхождение оттуда?

Еще один компонент обрастания на буях — гидроидные полипы, колониальные морские родственники пресноводной гидры. Они образуют изящные кустики, деревца.

Но основной фон создают именно морские уточки. Сотни, тысячи усоногих раков всех размеров — от миниатюрных молодых раков до крупных, четырех-пяти сантиметровых особей — плотными рядами покрывают подводную поверхность буя.

На гидроидных полипах обнаруживаются какие-то червеобразные лшвот-ные, которые при ближайшем рассмотрении оказываются рачками-бокопла-вами из так называемых капреллид («капрелла» — по-латыни «козочка»).

В щелях между пенопластовыми блоками сидят толстые, жирные, словно набранные из колечек вороненой стали, кольчатые черви, кое-где попрятались маленькие прямоугольные крабики — планес. Это типичные обитатели всякого тропического и субтропического плавника.

Понятно, что привлекает рыб!

Разобравшись с обрастанием, я пошел в аквариальную. Там в огромном аквариуме, закрепленном на карданном подвесе, медленно кружили выловленные рыбы — коричнево-серые, с желтоватыми брюшками.

Наши ихтиологи быстро определили, что это полиприон американский, рыба из окунеобразных. И действительно: по виду — типичный каменный окунь, обитатель прибрежных вод, любитель скал, подводных гротов. И вот — целая стайка этих рыб паслась в тени буя над глубинами не менее 3000 метров, на расстоянии сотен миль от ближайших берегов! Что ни выловленный буй, то — полиприоны! Сколько же их в открытом океане? Значит, это не случайность!

Я решил поискать, что же пишут об этой рыбке специалисты... По совету своего немецкого коллеги из ГДР Ганса Дитера Баста, с которым мы работали на «Седлецком», я взял здоровенный английский справочник «Рыбы Британских островов и Северо-Западной Европы» и сразу нашел под латинским именем Polyprion americanus бытовое английское название: wreckfish. А с английского «wreck» — это слово имеет много значений — переводится и как «остов разбитого корабля». Следовательно, наш «окунь» — это рыба обломков кораблекрушения.

И действительно, дальше читаю: «Полиприон — рыба открытых морей, которая время от времени появляется в прибрежных водах. Его образ жизни тесно связан с плавающим лесом, обломками или водорослями...» Питаются полиприоны, конечно, морскими уточками. А на моих глазах, в аквариуме, один из по-липрионов ловко ухватил крабика, который, на свою беду, решил выглянуть из щели.

Когда же возникла эта адаптация? Ведь издревле реки несли стволы упавших деревьев вниз по течению, в море. Там на них поселялись морские уточки, за ними устремлялись полиприоны.

Потом понесло море на своих волнах творения рук человеческих и частенько безо всякого благоговения разносило их вдребезги о скалы — на утеху всему честному сообществу обрастания и тем же самым полиприонам — спутникам обломков кораблекрушения.

Да, море использует все: и шлак из судовых топок, и обломки кораблей... Вроде бы парадокс: мы засоряем поверхность океана буями, бочками, а для морских уточек создаем субстрат для оседания, «средство транспорта», условие для поддержания высокой численности, для молодых полиприонов — дополнительный источник пищи. Словом, этой компании морских существ грех жаловаться на человечество. Но может ли сие обстоятельство послужить для нас оправданием?

«СЮРПРИЗ»

Описываемый здесь случай более уместно назвать курьезом, нежели сюрпризом.

...Мой коллега и давний друг, ведущий на нашем областном телевидении передачу «Природа и мы», однажды показал рострум рыбы-меча. Так называется вырост верхней челюсти, имеющий форму плоского обоюдоострого клинка. Именно из-за него рыба и получила свое имя.

Рыба-меч — одна из крупнейших скомброидных рыб и уступает в размерах лишь голубому марлину, описанному Эрнестом Хемингуэем в повести «Старик и море». Вес ее — до 500 килограммов и скорость — до 130 километров в час — говорят сами за себя! В отличие от других «носатиков» (так называют рыбаки всех рыб из подотряда мечерылых), у которых вырост верхней челюсти — «копье» — служит лишь для улучшения гидродинамических характеристик тела, у меч-рыбы он предназначен и для нападения. Известны случаи атаки этой рыбы на шлюпки, крупные суда, китов.

Что же курьезного в том мече, что был показан по телевидению?

На том мече была надета... пластиковая банка из-под моющего средства. Но мой коллега и друг тут был ни при чем. Пластиковый сосуд нацепила на нос сама рыба, и настолько давно, что вращавшаяся при ее движении банка протерла заметный желобок у основания меча.

По прихоти случая называлось это моющее средство... «Сюрприз»!

Не знаю, как это произошло. Возможно, рыба пала жертвой собственной привычки атаковать все, что попало... Возможно, это произошло случайно. Для меня это не имеет значения. До чего же мы довели океан своей, мягко говоря, неряшливостью, если королева открытого океана рыба-меч подверглась такому унижению — была обречена всю лсизнь таскать на носу банку с издевательски звучащим в данном случае названием «Сюрприз»!

Можно бы продоллсить список историй, но что нового они добавят? Можно рассказать, например, как на глубине более тысячи метров, на дне океанического рифта, из иллюминатора подводного аппарата ученые увидели... новехонькую консервную банку. Легко читалось не только название консервов, но и дата выпуска.

Банка была покрыта тонким слоем осадка. А у иллюминатора находился настоящий ученый. Он тут же измерил толщину осадка. -Зная, за сколько лет накопился осадок на банке и какова его толща на дне океана в этом районе, ученый рассчитал возраст всей осадочной толщи. Данные очень точные и очень важные для понимания общих законов осадконакопления в океане.

Так и живем: одной рукой засоряем, а другой — делаем важные выводы из этого. А обитатели океана пытаются по-своему использовать «плоды» наших трудов.

Но насколько еще хватит их сил?

3 «Вокруг света» № 1

зз