Вокруг света 1988-07, страница 60

ВЛАДИМИР РЫБИН

ОТСТУПНИК

Рассказ

Когда приходила первая облегчающая пора ранней осени, предводителя скифской вольницы царя Скила охватывало неизъяснимое томление. Он брал царскую сотню и мчался через степь, туда, где иссохшая, обмелевшая за лето Дана тучнела в объятиях темно-синего Ахшена и сама разливалась как море. Туда, где на глинистом мысу в окружении зеленых виноградников высились могучие стены Ольвии.

Старики еще помнили рассказы дедов своих о том, как греки впервые появились здесь и заключили договор со скифами о торговле. С тех пор каждый год приплывали сюда корабли с узкогорлыми амфорами, полными вина и оливкового масла, разнообразной черной и красной посудой. Скифы охотно отдавали за них скот, хлеб, кожи — все, чем богаты были сами. И женщины приплывали на кораблях, красивые, с мягкими, не огрубевшими от работы руками. Их тоже иногда покупали скифы и увозили в свои поселения, затерянные в степных просторах среди бесчисленных перелесков.

Одну из таких гречанок увез в степь и отец Скила царь Ариапит...

— Стерегись там, в Ольвии, обычаев эллинских,— сказал Скилу сотник Овлур, когда отряд миновал степные ковыли и все в том же стремительном броске вылетел на пыльные истоптанные дороги среди виноградников.

Греки выскакивали из своих приземистых домов, загородившись ладонью от солнца, смотрели вслед отряду. Они не боялись скифов, привыкли к их соседству, к их добродушию и наивной щепетильности в вопросах чести. Скифу легче было умереть, чем обмануть. Торговаться они совсем не умели и порой за красивую безделушку отдавали столько хлеба и кож, что даже ко всему привыкшим грекам было неловко. Но брали, как не брать, когда богатство само идет в руки. Не страшились возмездия за свой обман, знали: скифы никогда не нарушат заключенного договора.

В пяти полетах стрелы от городской стены отряд встал лагерем. А царь вместе с Овлуром направился к воротам. Скил был оживлен, и его конь, чувствуя состояние хозяина, все вздергивал головой, крутился. ,

— Зачем тебе сюда ездить так часто? — спросил Овлур, как всегда сопровождавший царя до ворот.

— Если уж не понимаешь ты, знающий меня с тех пор, когда я не умел садиться на коня,— раздраженно вскричал Скил,— то что говорить о других. Ну, скажи, почему надо чуждаться эллинов? Это добрые люди, они честно торгуют с нами. Сколько хорошего от них?! Вот это золотое украшение на твоем горите ¹ — чье оно? А эти бляшки на узде?!

— Бляшки, украшения...— проворчал Овлур, терпеливо выслушав Скила.— Пустяки все это, безделушки. Есть кое-что и поважнее.

— Во имя чего живет человек? Во имя удовольствий. Каждый день всем хочется удовольствий...

— И это говоришь ты, царь?! — удивленно спросил Овлур.— Как это — во имя чего? Во имя рода...

— Хватит,— одернул Скил не в меру разговорившегося сотника.— О чем я еще пекусь, как не о роде? После того как я побываю здесь, греки больше доверяют нам.

— Разве мы давали им основания не доверять нам?

— Мы-то не давали, но согласись: доверие крепнет, если сам царь ездит к ним. И потом... У меня же мать гречанка. Она научила меня своему языку. И когда я говорю здесь по-гречески, ко мне больше доверия.

— А я бы меньше доверял человеку, который слишком много говорит о доверии.

— Ты мне не доверяешь?! — Скил резко вздернул лошадь, и она вскинулась на дыбы.

— Как можно не доверять без повода? — в свою очередь,

¹ Чехол для лука.

спросил Овлур.— Я говорю только: стерегись обычаев эллинских.

Скил ничего больше не сказал, подтолкнул коня жесткими каблуками сапог и галопом влетел в настежь распахнутые перед ним ворота города. И сразу тяжелые ворота, скрипя, закрылись. Овлур долго рассматривал массивные, черные от времени деревянные брусья и, повернув коня, неторопливо поехал назад. Услышал сзади смех, но не оглянулся.

— Иди доить своих коров! — крикнули со стены по-гречески, потом повторили, коверкая скифские слова.

Овлур не знал, что ответить на них. Ведь, в сущности, ничего обидного сказано не было. Доить коров для скифа было делом обыкновенным. Он и сам до недавнего времени делал это с наслаждением. Правда, слышал, греки не раз говорили, что такая работа — удел рабов. Но поручишь ли рабу то, что делала твоя мать? Потому, наверное, и не приживались рабы в скифских селениях. Приводили пленных, которые затем делали то же самое, что и скифы. И скоро все забывали, что они пленные. Так и жили те, кому, по утверждению эллинов, надлежало быть рабами,— равные со всеми. Порой они брали в жены скифянок и жили по обычаям скифов, и никто уж не помнил в селении, что они чужого рода-племени.

— Иди доить своих коров,— снова донеслось сзади.— Скифу не место на нашем веселом празднике!

Овлур оглянулся. Двое стражников на стене грозили копьями, хохотали. Он поворотил коня, достал из горита лук. Стражников как ветром сдуло. Знали: скиф не промахнется и на скаку, а уж с места, даже не глядя, сшибет стрелой со стены.

С полунатянутым луком в руках Овлур подождал, когда насмешники вновь появятся, и, не дождавшись новых криков, поехал к берегу, где раскинулась лагерем царская сотня.

Здесь можно было не опасаться внезапного нападения. Кроме эллинов, нападать было некому, а они никогда на это не осмелятся. Потому что знают — добродушные скифы прощают все, кроме коварства. Так что от поведения самих эллинов зависела их судьба. И все же Овлур расставил посты. Как делал всегда даже на кратких остановках во время степных переходов.

Убедившись, что лагерь охраняется хорошо, Овлур прошел к обрыву, чтобы в одиночестве отдохнуть и подумать. Раздеваться не стал, только скинул с плеча ременную петлю горита с тяжелым луком, положил рядом на сухую землю колчан со стрелами. Снял и меч, короткий острый акинак, и задумался, поглаживая высохшими пальцами остроклювую голову грифа на его рукоятке, глядя на сияющую под солнцем гладь моря древнего Ахшена. Он думал об эллинах, в который уж раз пытаясь уразуметь, почему они столь высокомерны. Стены построили? Так ведь знают, что чужие они тут: как не отгородиться. Умеют делать красивые вещи? Так ведь и скифские мастера это умеют, только по-своему. К тому же чаще всего не сами эллины расписывают живыми сценами свои амфоры, не сами чеканят наклады на гориты. Многие из этих красивых вещей делаются руками рабов. Богатые только и умеют командовать да еще торговать. Накупят дешевого вина за морем, везут сюда и продают задорого скифам. Накупят дешевого хлеба в Скифии, везут за море и продают там задорого. Было в этом что-то недостойное человека, противное ему, старому Овлуру, Но ведь не заставишь всех жить по своим обычаям...

Неясный шум отвлек его от дум. Овлур поднял голову, увидел эллина в короткой тунике с бесстыдно оголенными ногами. Обеими руками эллин прижимал к себе большую амфору и что-то кричал, зазывное и непонятное.

— Иди узнай, чего ему надо? — приказал Овлур одному из воинов, сидевшему неподалеку. Самому идти не хотелось: солнце калило сквозь кожаную одежду, приятно грело старые кости. До недавней поры он и сам любил уйти в речные заводи, омыться, полежать нагишом в росной траве, радостно чувствуя, как наливается тело силой от воды, от ветра, от солнца, от кустов и

58