Вокруг света 1988-12, страница 53

стояло выяснить, какие именно яйца выкатывает из гнезда главная несушка. Чьи оставила и перекатила в центр?

Пометив яйца, организовав учет и определив «режим работы» несушек — и не в одном гнезде, а в нескольких соседних,— Б. Бертрам приступил к делу. Соседство двухметровых хозяев да толпа главных дам плюс сонмище озабоченных поиском приюта Длинноногих и крепкоклю-вых молодок делали даже самое простое передвижение ученого весьма небезопасным. Но работу Б. Бертрам провел и на своих выводах настаивает категорически: «Главная несушка «умеет» отделить свое от чужого. Главная пара прекрасно «знает», чьи детки запищат в их гнезде».

А если самец и оплодотворил несколько несушек, помимо главной, отец не оставляет побочное потомство без призора, насиживает наравне со своими.

Молодые неопытные пары, бывает, не успевают к пересменке. Безнадзорные кладки могут погибнуть в одночасье: с африканской погодой шутки плохи. Охладилось яйцо — беда, перегрелось — беда. Не перевернули вовремя — перестало равномерно со всех сторон нагреваться — опять беда, погибель.

^ Может быть, постоянный риск и неизбежные потери заставляют страусов придерживать «про запас» подкинутые яйца? Ведь без этого запаса в жертву пошли бы сокровища центральной кладовой? И гибель «своих» привела бы к некомплектности и неполноценности выводка. Значит, семейная пара «подстраховывается», принимая дары от молодок, яйца приносящих. И оберегает от убыли свои. Хищнику ведь до «крайнего» добраться легче. Глядишь, он и насытился и ушел собирать дань с соседей.

На протяжении долгих тысячелетий эволюции страусы, практиковавшие «общественное» высиживание и пастьбу молодняка, успешно увеличивались в числе. Те, что управлялись когда-то в одиночку, исчезли. Не могли не исчезнуть.

Популяции «коллективистов» распространялись все шире, образовывали громадные колонии. А это при длительном развитии — в тесноте, да не в обиде — развивало и общественные «детсадовские» высиживание и вскармливание.

Страуса, как вид, сравнить не с кем: в Африке остался существовать только стратио камелус. И подвидов на континенте больше нет — один он, как вид и как подвид. Хотя двести лет назад подвидов было несколько. А последний, азиатский, был описан Совсем недавно — в 1941 году. В количестве, удручающе малом для того, чтобы надеяться на воспроизводство. На том и исчез. Жалко страуса.

По материалам зарубежной печати подготовила М. КОНДРАТЬЕВА

ЭЛЕОНОРА НОВГОРОДОВА

КРАСНАЯ КНИГА

ПАЛЕОЛИТА

Пожалуй, то было самое яркое впечатление в моей жизни, тесно связанной с путешествиями и раскопками. Здесь, на земле гасконцев, прошли несколько счастливых дней, проведенных во Франции, в департаменте Дордонь, в пещерах по берегам реки Везер, среди огромных отвесных скал, на одной из которых высится замок. Над долиной застыл белый монумент — неуклюжая фигура неандертальца. Справа от дороги горная река в излучинах. За ней долина и гора, в которой высечены каменные дома.

Сказка продолжается, когда подходишь к единственному в своем роде музею. Одна из его стен — скала. В музее-крепости хранятся уникальные произведения человека каменного века.

Не меньшее потрясение — дом директора музея и его супруги, Жана и Эледноры Гишар, со скальной стеной и окнами-бойницами. В погребе — обширный раскоп.

Сами супруги Гишар подобны дому и скалам: большие, уверенные, крепкие и эмоциональные. После ужина мы показывали в нише скалы друг другу слайды. Я — снимки петроглифов Монголии, которыми сопровождала тогда лекции в Сорбонне, они — слайды, сделанные с рисунков в пещерах Испании и Франции.

Аналогии и единый смысл изображений потрясли и привели нас всех в восторг. К моей радости, Элеонора и Жан отменили» свой отъезд из Ле-зейзи, и мы этой же ночью, пользуясь отсутствием туристов, отправились в пещеры осматривать рисунки.

В пещере Руфиньяк Гишар рассказал, что первоначально здесь был очень узкий проход и они пробирались к стенам с рисунками ползком по галерее несколько километров. Теперь галерею углубили, проложили рельсы, и посетители передвигаются на вагонетках.

На четыре километра растянулась древняя экспозиция изображений животных — 150 мамонтов, много бизонов, носорогов и лошадей. Манера исполнения различна. Три носорога затушеваны черной краской, двадцать шесть переданы лишь черным контуром.

И среди мамонтов нет одинаковых: кажется, каждый сделан с конкретного прототипа. Есть печальный ма-монтенок, а вот одинокий бизон. Животные будто оживают в слабых лучах света, начинают двигаться. Такое же впечатление создается и в других пещерах.

На этих стенах — целые композиции. Бредут через горный ручей олени, в ногах их проплывают рыбы.

ТО ЧУДУ ПОДОБНО

Другое стадо несется галопом. Так и видишь олений бег и мелькание сотен рогов. Художник знал, как-добиться такого впечатления: он многократно повторял один и тот же контур, накладывая один на другой и словно продвигая каждый следующий рисунок. Этот эффект мультипликации, оказывается, был известен уже в эпоху палеолита.

Во время путешествий по пещерам Дордони не раз возникали споры о сути палеолитического искусства. Я опрометчиво сослалась на мнение ленинградского археолога А. Столяра, который считал, что первобытное искусство «превращалось в случайность, лишенную свойств общей закономерности». Здесь, рядом с рисунками, мысль эта прозвучала просто кощунственно. Мои оппоненты немедленно привели свои аргументы: какой может быть разговор о случайности и бездумности, здесь, в этих палеолитических храмах, где все рисунки несут в себе и высокую художественную, и точную смысловую нагрузку.

Говорили о работах Андре Леруа-Гурана, которого все мы считаем учителем. Именно ему современный археологический мир в значительной мере обязан пониманием логики первобытного художника. Именно этот французский ученый, уже будучи безнадежно больным, привел в стройную систему массу рисунков и гравюр палеолита, изучив и подвергнув статистическому анализу все доступные ему материалы. И выводы Леруа-Гурана, невероятные на первый взгляд, оказались ошеломляюще убедительными именно благодаря математическому расчету.

Идем по узким коридорам пещеры Фон Де Гом. В глубоких пещерах и на стенах, говорят, можно обнаружить затаившиеся новые, ранее никем еще не виданные изображения. Художники неолита прекрасно видели рельеф стен и, создавая рисунки, использовали выпуклости, натеки на скалах. Вот тут природное углубление использовано для изображения глаза бизона, тут натек превратился в брюхо мамонта. Порою творец не завершал силуэт, полностью веря в воображение зрителя, который мысленно дорисует картину, сам увидит ее. Он, древний художник, доверял нам, грядущим зрителям. Удивительно это творчество — раскованное, независимое, позволявшее обращаться с камнем и его поверхностью легко и просто, «лепить» из него, достигая желаемого результата простейшими средствами.

(Окончание см. на 4-й стр. обложки)

4*

51